— Подумай о своей девушке, о Джен. Или о своей матери. Илини о чем не думай. Просто иди.

Гэррети попытался восстановить контроль над собой, и ему этонемного удалось. Но его ноги уже не слушались беспрекословно команд мозга.

— Он долго не протянет — отчетливо выговорила какая-тоженщина в переднем ряду.

— Это твои сиськи долго не протянут! — крикнул ей Гэррети, итолпа захохотала.

— Ублюдки, — прошептал Гэррети. — Ублюдки. Который час, Пит?

— Что ты сделал, когда получил подтверждение? — тихо спросилМакфрис.

— Когда узнал, что тебя возьмут?

Гэррети вздохнул и потер лоб, а потом отпустил мысли впрошлое, подальше от этого ужасного момента.

— Я был дома один. Мать работала. Это было днем в пятницу.

Письмо лежало в ящике, и на нем был штемпель Уилмингтона,штат Делавэр, так что я знал, что оно оттуда. Я перечитал его два раза. Не могусказать, что я был очень рад, но доволен. И горд. Тогда ноги у меня еще неболели, и мне не казалось, что с каждым шагом мне в спину вгоняют ржавыеграбли. Я был горд и ни хрена не понимал.

На миг он замолчал, вспоминая тот день.

— Отказываться было уже поздно — слишком много людейсмотрело на меня, так же, как и сейчас. 15-го апреля для меня устроилиторжественный ужин в городском центре — там собрались все мои друзья, и послеужина все стали требовать: «Речь! Речь!» Я промямлил что-то вроде того, чтосделаю все, что смогу, и они хлопали, как сумасшедшие. Я чувствовал себякаким-то Неизвестным солдатом. Понимаешь?

— Понимаю, — Макфрис усмехнулся, но глаза его были серьезны.

Сзади прогремели выстрелы. Гэррети конвульсивно подскочил,едва не оцепенев. На этот раз по инерции он продолжал идти. А кто будет следующий?— Черт возьми, — сказал Макфрис. — Это был Джо.

— Который час? — спросил Гэррети и тут же вспомнил, что унего есть свои часы. 14.38. О Господи!

— И никто не пытался тебя отговорить? — спросил Макфрис. Онишли далеко впереди остальных, ярдов на сто от Хэролда Квинса.

— Сперва нет. Мать, и Джен, и доктор Паттерсон — это другмоей матери, — сначала они гордились, потому что ведь немногие проходят тесты,а ты знаешь, сколько народу подает заявления. И все равно остаются тысячи, апотом они разыгрывают двести фамилий — сто участников и сто запасных.

— Ага, тянут их из этого дурацкого барабана, — голосМакфриса чуть дрогнул.

— Точно. Майор вытаскивает двести фамилий, но ты допоследней минуты не знаешь, участник ты или в запасе.

— И не сообщают ничего, кроме даты отправления, — сказалМакфрис, как будто с этой даты прошли годы, а не меньше четырех дней.

Кто-то в толпе запустил флотилию воздушных шаров, и онивзмыли в воздух — красные, голубые, желтые. Южный ветер подхватил их и медленнопонес прочь.

— Мы смотрели ящик, когда Майор вытаскивал шарики, — сказалГэррети. — Я был номером 73. Я так и упал со стула, не мог в это поверить.

— Не мог поверить, что это ты. Такие вещи всегда случаются сдругими.

— Вот-вот. Тогда все и началось. Джен умоляла меняотказаться.

Она просто взбесилась. Плакала, говорила, что я сошел с умаи все такое.

Я делал все, что она просила, но этого я сделать не мог. Ясказал, что буду чувствовать себя трусом, а она отвечала: «Это лучше, чемчувствовать себя мертвым». В конце концов она поняла и смирилась… Ну, так мнекажется.

Тогда в дело вступил доктор Паттерсон. Он диагностик, и унего хорошая логика. Он сказал:

“Послушай, Рэй. Твой шанс выжить — пятьдесят к одному,считая запасных. Не убивай свою мать". Я долго сдерживался, но в концеконцов просто послал его. Сказал, что у него довольно велики шансы жениться намоей матери, но он их почему-то никак не использует.

Гэррети взъерошил волосы рукой. Наконец-то он забыл о своихдвух секундах.

— Он здорово разозлился. Сказал, что я бесчувственный, как…Как тиковое бревно, вот как он сказал. Должно быть, у них это семейнаяпоговорка. Тогда я заговорил с ним по своей логике.

— И как это?

— Сказал, что, если он не уйдет, я его ударю.

— А твоя мать?

— Она на эту тему почти не говорила. Думаю, ей моглоказаться, что я выиграю. Этот приз — все, что ты хочешь до конца жизни,загипнотизировал ее. У меня был брат, Джефф. Он умер от пневмонии, когда емубыло шесть лет.

Похоже, она как-то надеялась, что я попрошу вернуть его,если… Невероятно, но мне так кажется. Кроме того, она боялась. Ты же знаешь,тех, кто отговаривает участвовать в Длинном пути, тоже могут забрать. Потом мнепозвонили, и так я стал участником.

— А я нет.

— Что?

— До тридцать первого двенадцать участников отказались. Ябыл запасным. Узнал, что иду, в одиннадцать вечера четыре дня назад.

— О Господи! Тебя это не… Не огорчило?

Макфрис только пожал плечами.

Гэррети поглядел на часы. 15.02. Все нормально. Даже теньего, удлинившаяся к вечеру, казалось, двигалась теперь более уверенно. Ногабыла в порядке.

— Ты все еще думаешь, что сможешь просто сесть? — спросил онМакфриса.

— Смотри, мы уже пережили большинство. Шестьдесят одного.

— Это не имеет значения. В один прекрасный миг мне простонадоест.

Одно время я рисовал маслом. Очень любил это дело. А как-тораз проснулся утром, и все. Как отрезало.

— Выжить — это не то. Это не хобби.

— Как сказать? Вспомни про альпинистов, подводников или хотябы про дебила-рабочего, для которого единственное удовольствие — подраться посубботам. Для них всех выживание превращается в хобби. В часть игры. Гэрретипромолчал.

— Лучше поднажми. Мы теряем скорость, — сказал Макфрис. —Мой отец грозил посадить меня в подвал и не кормить, пока я не откажусь от этойзатеи.

— И почему он не сделал этого?

— Не успел. Меньше чем через час после того, как мнепозвонили, раздался звонок в дверь, и там стояли два громадных солдата, такихуродливых, что от их вида часы могли остановиться. Отец только взглянул на нихи сказал мне: «Пит, иди наверх и собери свой скаутский рюкзак». Вот этот, — онуказал пальцем на рюкзачок за спиной. — И только моя сестренка Катрина — ейчетыре года — поняла. Она сказала: «Пит идет искать приключений». А потом онисобрались и улетели всей Семьей на остров Прескью. Они вернуться, только когдавсе кончится. Так или иначе.