Появившуюся на свет малышку окружили вниманием и заботой, в семье ее просто обожали. Новая жизнь среди разрухи была даром Божьим — так говорили все. Эфи так никогда и не сказали, кто ее отец. Она росла в относительно спокойное время. Годы шли, у нее тоже родились дети, и старшую дочь она назвала в честь матери.

Природа была благосклонна к Эфи: она выросла точной копией Евангелии. Ей не достались от отца ни светлые волосы, ни тевтонские черты лица, поэтому Евангелии удалось сохранить тайну.

После парада 25 марта Евангелия пошла в церковь, как всегда в день своих именин, и поставила свечку Францу, в память своей утраченной любви. Он не обещал вернуться, но она все же надеялась, что когда-нибудь снова встретит его. Если в городе появлялись немецкие туристы, она внимательно оглядывала их лица — не увидит ли его сапфировых глаз и мягкой улыбки.

Она вышла из храма, на такси доехала до порта и там немного постояла перед заброшенным баром. Это было частью ее ежегодного ритуала, который совершался 25 марта. На сей раз Евангелия вытащила потрепанную книгу из сумки и прочла про себя одно стихотворение. Даже теперь она тосковала по любимому человеку. Даже теперь мечтала о его возвращении.

Как только представилась возможность, я поинтересовался, кем был автор стихотворения. Его звали Макс Жакоб. Еврейский паренек, он приехал покорять столицу и стал французским поэтом и художником, дружил с Аполлинером и Пикассо. Умер в марте 1944 года в концлагере на пути в Освенцим. Думаю, что Евангелия знала это.

После немецкой оккупации страна осталась без ресурсов и средств. Отступая из Греции в 1944 году, немецкие войска (возможно, в их рядах был и Франц Дитер) уничтожали все на своем пути. Я во время своих путешествий встречал немало людей, молодых и старых, которые считают, что Германия далеко не полностью возместила потери Греции.

Материальная оценка последствий нацистской оккупации — ущерб, нанесенный инфраструктуре, и насильственное изъятие средств из греческих банков — составляет по сегодняшнему курсу 300 миллиардов евро. Эти деньги помогли бы Греции выпутаться из долгов, которые сегодня душат страну.

Салоники в особенности пострадали от холокоста. Более пятидесяти тысяч человек — большинство еврейского населения Греции — было вывезено оттуда в Освенцим. Лишь немногим удалось избежать ужасной участи. Возможно, кто-то из узников, спасшихся из лагеря смерти, мог бы столкнуться с Максом Жакобом, если бы тот не умер на пересыльном пункте. Невзгоды, выпавшие на долю Салоников, почти невозможно представить в солнечный весенний день, но прошлое не забыто.

Я провел здесь гораздо больше времени, чем планировал. Это красивый, чарующий город, жизнь в котором не затихает от рассвета до рассвета. Благодаря большому университету атмосфера Салоников буквально излучает энергию молодости. Я подружился с куратором Археологического музея, и он пригласил меня на несколько лекций и мероприятий, меня даже попросили провести семинар. Я возвращался в мир! И не с пустыми руками — мне хватило настойчивости и вдохновения закончить первый черновик моей книги.

Как-то днем, бродя по мощеным аллеям Лададики (историческая часть города, где расположены старые склады оливкового масла), я услышал звуки, которые будто перенесли меня в далекое прошлое. Их легко узнала бы Евангелия — они были родом из ее детства, прошедшего прежде, чем в городе раздался топот немецких сапог.

Казалось, играют не то на пианино, не то на струнных, порой как будто позвякивал колокольчик или треугольник [44] . Мне это немного напомнило ребетику — музыку, пришедшую из Малой Азии, — и моя душа дрогнула. Я ощутил странную, глубокую тоску по времени, в котором я не жил, меня пронзила ностальгия по чужой родине.

Я свернул на площадь и там увидел источник музыки: большую разукрашенную деревянную коробку на колесах. Она принадлежала пожилому греку лет семидесяти, и, чтобы извлечь из нее звуки, он мерно крутил рукоятку. Шарманка! Невзирая на возраст, шарманщик выглядел щеголем — одет он был с иголочки. Когда я бросил пять евро в перевернутый бубен, грек был готов до конца света отвечать на мои вопросы.

Его звали Тассос. Он сыпал сведениями, рассказывая о том, что шарманки и механические пианино предшествовали появлению граммофонов и представляли собой первый механический музыкальный инструмент. В течение целого столетия они были модными и очень популярными. Первые шарманки изготовил в Константинополе некий итальянец — отсюда и их итальянское название la torno: «штука, которая вертится». Шарманки перестали делать в 1950-х, и теперь их почти нигде не увидишь.

Он поднял крышку, чтобы я мог рассмотреть механизм. Если поворачиваешь ручку, начинает крутиться деревянный цилиндр, из которого торчат сотни металлических шпилек. Когда шпилька соприкасается с одним из ряда подпружиненных молоточков, тот поднимается, а потом падает на струну, которая и издает звук.

Инструмент был сработан на славу, но меня больше всего заинтересовала черно-белая фотография в рамке, висящая на гвоздике, прибитом к боковине корпуса.

— На каждой шарманке есть фотография, — пояснил Тассос. — А эта — очень сентиментальная. Она много значила для владельца…

— Так вы не владелец? — удивился я.

— Теперь владелец, — ответил он. — Но перед этим она принадлежала Панагиотису.

— И кто он был?

— Счастливейший человек из всех, кого я знал, — сказал Тассос. — Вообще-то, эта история начинается в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году, но я начну с две тысячи десятого. Финансы нашей страны тогда уже летели под откос. Я ходил по тавернам, продавал бумажные салфетки и зажигалки, и вдруг оказалось, что у людей даже на это нет денег. Единственный, к кому денежки продолжали течь, был мой друг Панагиотис — звуки его шарманки всегда заставляли людей вытаскивать денежки из карманов.