В дверь снова постучали. На сей раз это была девушка – славабогу, не бритая и без татуировки.

– Дмитрий Эдуардович, у меня вопрос…

– Ответ – нет!

Девушка немедленно скрылась за дверью.

– Так вот, я хотел вам предложить…

В дверь снова постучали.

– Прошу меня извинить.

Грозовский вскочил с места, в два прыжка пересек кабинет,распахнул дверь настежь (патлатый парень с серьгой в носу шарахнулся в сторону)и оглядел набившуюся в приемную толпу. Похоже, здесь собрались все сотрудникиагентства, включая внештатников и курьера.

– Да, я разговариваю с нашей победительницей, – громкосообщил генеральный всем присутствующим и сделал широкий жест в Ольгинусторону, как бы предлагая убедиться, что беседа имеет место. – Да, это она. Ктоеще не видел, может посмотреть. Да, я собираюсь предложить ей работу. И да – явсе еще полностью одет! Все?

На несколько секунд приемная погрузилась в гробовую тишину,после чего стремительно опустела. Грозовский захлопнул дверь и вернулся наместо. Он потер виски, отбил дробь пальцами по столешнице и предложил:

– А пойдемте-ка лучше поедим. А?

Ольга совершенно обалдела от всего происходящего и ляпнула:

– Я не хочу. Я… обедала.

– Ну, еще раз пообедаете! Идемте, что вы, в самом деле! Тутчерез дорогу очень милая кафешка.

– Дмитрий…

– Дима.

Ольга теребила подол.

– Вы сказали… То есть я слышала, как вы говорили… Вы правдахотите предложить мне работу?

Грозовский пожал плечами:

– Хочу. А что? Я же вам не интим предлагаю? В чемпроблема-то?

– У меня… плохая биография.

– А с аппетитом как?

– Тоже плохо.

– Ладно. – Дима снял с вешалки куртку, намотал длиннющийшарф. – Тогда я буду есть, а вы – каяться. Пошли?

«Кафешка» через дорогу оказалась небольшим, но весьмареспектабельным заведением с льняными салфетками, свежими бутоньерками и менюна десяти страницах.

Они сидели за столиком у окна. За окном бежали по своимделам люди, мимо проносились машины…

Пока Дима ел, Ольга успела вкратце рассказать ему всю своюплохую биографию. То есть не всю, конечно, а то, что ему следовало знать.

Дима отодвинул тарелку, закурил:

– Очень трогательно. Но я не понял, как это мешает тебе наменя поработать. Мы на «ты», ладно? В нашем мире все на «ты».

– Ладно…

– Так вот, – продолжал Дима. – Уверен, что у тебя естьнесколько веских причин на меня поработать. Во-первых, я буду тебе платитьстолько, что ты наймешь любого адвоката. Или двух. Или десяток. Они от твоегоРомео мокрого места не оставят, а от его Джульетты ногтей. Во-вторых, тыталантливая девочка…

– Я не девочка.

– В нашем мире все девочки, кому не шестьдесят, – Димамахнул рукой. – Начиная с шестидесяти – молодухи. Ну, где ты на консервномзаводе применишь свои таланты?

– На швейной фабрике…

– Тем более. В-третьих, ты научишься жить в Москве, а послеМосквы ничего не страшно, даже Гондурас. Ты не собираешься в Гондурас?

Какой еще Гондурас? Он о чем вообще? Ольга не поспевала заДимой, не понимала половину из того, что он говорит, не могла сообразить, шутитон или всерьез. Зачем он ее обедать повел? Зачем сидит и доказывает, что у негоработать лучше, чем на швейной фабрике? Ведь и так ясно, что лучше.

– Зачем я вам, Дима?

– А я буду делать деньги на твоих картинках, – с готовностьюобъяснил Грозовский. – Не сразу, конечно, а когда научишься. Это непросто – подзаказчика работать. А ты будешь делать деньги на мне. Я тебе буду платить.

Дима прихлебывал кофе, смотрел на нее, ждал. А она все никакне могла уложить в голове происходящее. Слишком все быстро, слишком всегомного… Два дня назад она сидела в цеху за машинкой. Сегодня – за столом вцентре Москвы. И Дима, которого нужно звать на «ты», ждет, что она ответит наего предложение. Отвечать, судя по всему, надо немедленно, сейчас. Но Ольга такне умеет, не привыкла. Она должна, наверное, все обдумать… А как быть соформлением? У нее трудовая на фабрике. А с жильем что делать? В агентстве-то,наверное, общежития не дают?

Ольга вздохнула:

– Дима, я не знаю, мне в Москве и жить негде…

– О! Это уже конкретный разговор, – обрадовался Дима. –Дашка тебя со своей старушкой-процентщицей познакомит, она всем приезжимкомнаты сдает. У нее этих комнат, по-моему, штук десять, и все в жуткихкоммуналках. Могу даже для начала за тебя заплатить, если тебе нечем. Согласна?

Еще бы она была не согласна!

Все завертелось так стремительно, что у Ольги шла кругомголова. Вчера утром она сошла с поезда на Казанском вокзале, а сегодня к вечерууже получила работу, квартиру и обещание, что регистрация будет готова черездва дня.

Квартира была грязная, замусоренная, с немытыми окнами иванной, в которой можно было снимать фильмы ужасов. Мебель – допотопная, бачокв туалете – течет, плита – ровесница революции. Зато рядом с метро и, каксказала старушка-процентщица, сдававшая комнаты, почти в центре. От «почтицентра» до «самого центра» было полчаса на метро. Но Ольга уже поняла: Москваесть Москва, тут все не так, как в родном городке, надо привыкать.

Старуха-процентщица – моложавая дама с лиловыми кудряшками,выглядывающими из-под каракулевой шляпы, – взяла у Ольги ксерокопию паспортадля оформления регистрации, заверила, что сосед по квартире – очень тихий иинтеллигентный одинокий мужчина, так что беспокойства никакого не причинит, иоткланялась. А Ольга взялась за уборку. Тихий интеллигентный сосед излишнейаккуратностью, судя по всему, не страдал.

…Ольга вылила из ведра грязную воду, отжала тряпку иповесила на трубу под раковиной. Ну вот. Кажется, все. За каких-то два часакомната совершенно преобразилась.

Ольга достала из чемодана Машкиного слона, пристроила накровать и пошла на кухню ставить чайник.

За этот безумный, длинный день она здорово устала. И тосказать: за сутки с ней случилось столько всего, сколько с человеком порой загод не происходит. Ольга покосилась на закопченный чайник, который пыхтел нагазу, но все никак не хотел закипать. А Надежда, наверное, пирогов напекла…Ольга сообразила, что за весь день сегодня ничего, кроме кофе, во рту недержала. Есть захотелось так, что аж в животе заурчало. На часах – десять. Впровинции в это время все уже спать ложатся, и если, например, вдруг выяснится,что в доме – ни крошки хлеба и в холодильнике – шаром покати, ничего неостается, кроме как ждать до утра, когда откроются продуктовые магазины. НоМосква – сумасшедший город, который, похоже, вообще никогда не спит. И магазинытут все круглосуточные. А те, что не круглосуточные, работают минимум доодиннадцати вечера.