Дарья соскребла с блюдца остатки крема и махнула официантке:

– А! Пропадай, фигура! Девушка, а принесите мне, пожалуйста,еще вот эту штуку с персиком!

Ольга поковыряла пирожное, вздохнула. Конечно, Дарья всеговорит правильно. Вот только…

– Все равно я чужая, Даш.

– Естественно, – Дарья кивнула. – Чужая. И будешь чужой,если только в правильную шкуру не влезешь.

– В… какую шкуру?

– В такую!

Она вынула из Ольгиной чашки кофейную ложечку, положила наблюдце.

– Перестанешь, например, тыкать себе в глаз ложками. Знаешьпро русского разведчика? Его вычислили, потому что он, когда чай пил, глаз всевремя прижмуривал…

Дарья посмотрела вниз, на Ольгины ноги:

– Вот что у тебя, к примеру, на ногах?

– Туфли. А что?

Дарья покачала головой:

– Ты все перепутала. Это у меня на ногах туфли, а у тебячуни. В чунях ходят по деревне. Хочешь жить в Москве – купи туфли. Знаешь,когда у женщины в порядке прическа и туфли, на все остальное наплевать. Хотьона в мешок одета. Ну, белье, конечно. У меня приятельница есть, у нее бельедороже шубы, и это правильно… Приведи голову в порядок. Я имею в виду прическу,ноги подкачай и животик, тогда сможешь носить мини…

Семейству за соседним столиком принесли счет, и мама,положив в папочку несколько купюр, принялась собирать детей.

Девочка восседала в бархатном кресле с видом наследнойпринцессы, с важностью вытягивала ножку в высоком ботинке, пока брат завязывалей шнурок. Ольга заулыбалась:

– Даш, а у тебя есть дети?

Дарья замахала руками:

– Что я, с ума сошла?!

– А у меня Миша и Маша…

Дарья округлила глаза, вилочка с куском персика замерла надтарелкой.

– Дети?! Да ты что?! А я решила, что ты старая дева! Такая,знаешь, вся в искусстве. Они там остались, да? На исторической родине? А с кем?

– С отцом.

Ольга опустила глаза и принялась снова ковыряться в тарелке.

– М-м-м… И отец имеется?! А так и не скажешь… ты чего неешь-то? Невкусно?

– Даш! Отпустишь меня на три дня? Я хоть с ними повидаюсь!

Ольга боялась, что Дарья никуда ее не отпустит, а, напротив,навставляет по первое число. И то сказать: заказ не выполнен, работы – воз ималенькая тележка, Грозовский вернется с выставки и потребует отчитаться, аОльге, видите ли, приспичило повидаться с детьми. Но Дарья среагировала наудивление спокойно, лишь плечами пожала:

– Езжай. Только йогурты с сырками переделай. У нас прямозасада с этими йогуртами! Переделай, отдай Вадиму и езжай. Слушай, а Грозовскийзнает, что у тебя дети есть?

– А какое отношение к Грозовскому имеют мои дети? – непоняла Ольга.

– Ну как? Он же тебя присмотрел! Мы так поняли, что длясебя…

Даша поглядела на онемевшую от удивления Ольгу как назаморское чудо:

– А ты не въехала, что ли? Дима у нас в этом смысле безкомплексов. Я, между прочим, тоже была его большой любовью. Сто десятой посчету. Счет мелких не ведется.

– И… что?

– Да ничего, – Дарья беззаботно пожала плечами. – Сейчасидет активный поиск сто одиннадцатой.

Для Дарьи роман с Грозовским стал, может, и не сто десятой,но уж точно не первой большой любовью. Первая большая любовь у нее случилась вчетырнадцать. Она без памяти влюбилась в приятеля своего беспутного отца –такого же талантливого и такого же беспутного. Любимый был старше на двадцатьтри года. Он научил Дарью правильно выбирать белье, смешивать водку с кокаином,трезво смотреть на вещи и заботиться только о себе.

Роман с Грозовским был одним из многих. Слава богу, непервым и – Дарья это знала совершенно точно – не последним.

– И ты с ним все-таки работаешь?! После всего… После того…

– А что такого-то? Ну, был роман, ну вышел весь. Я неКатерина из «Грозы». Топиться мне никакого резона нет, да и неохота, есличестно. Мужик и есть мужик, на мою долю уж точно еще достанется.

У Ольги такое в голове не укладывалось. Она привыкласчитать, что любовь – если она большая и настоящая – бывает раз в жизни, авовсе не сто десять и не сто одиннадцать, не считая мелочи. Когда ееединственная и неповторимая любовь кончилась, Ольга чуть не сошла с ума. И, ужконечно, никого и никогда она больше не сможет полюбить. А Даша совершенноспокойно, в рамках светской болтовни между двумя чашками кофе, говорит о романес Грозовским, который был, да весь вышел. И, похоже, ее это ничуть не задевает.С ума сойти можно…

Дома Ольга выдвинула колченогий стол из угла в центркомнаты, сняла абажур с люстры, а на стол водрузила настольную лампу.Получилось вполне сносное рабочее место с нормальным освещением.

Даша сказала, можно съездить домой, только сперва нужнопеределать йогурты и творожные сырки. Значит, она должна быстро переделать.Значит – переделает. На кровати, как обычно, сидел Машкин слоненок… Машка… Есливсе получится, Ольга их увидит, совсем скоро… Стоп! Нельзя отвлекаться! Сейчасона должна выбросить из головы все, то есть абсолютно все, и сосредоточиться наработе.

Легко сказать! Сколько бы Ольга ни твердила себе, что нужносконцентрироваться и не отвлекаться, она все равно постоянно возвращалась кмыслям о детях. О том, как они могли бы зажить вместе, о том, как Ольга сновазаботилась бы о них, укладывала спать, водила в театр… Все вместе они ходили быв крошечное кафе с бархатными креслами, ели бы воздушные пирожные с клубникой…Стоп! А почему бы?.. Ну конечно, ведь это просто, как она раньше не догадалась!Ольга схватила Машкиного слона и водрузила на рабочий стол. Кажется, она знает,как сделать, чтобы йогурты и творожные сырки брали за душу!

За дверью послышались возня, пьяные крики, потом что-тоупало…

– Эй, лимита казанская, открывай! Я ж знаю, что ты там!Открывай, говорю!

Ну, понятно. «Тихий интеллигентный» сосед где-то денеграздобыл. Праздник души у него.

Сосед снова заорал фальцетом, потом вступил чей-то пропитойбас, забубнил нечто успокаивающее. Снова грохнуло – видать, кто-то из приятелей«интеллигентного» Толика не справился с управлением и налетел на косяк. Толиквсе не унимался: