Дарья приподняла бровь.

– Я же просила еще три дня назад. Вы сказали, что успеете!

– Дашка, у самородков тоже случаются творческие кризисы, каку нас, простых смертных, – встрял Вадим и снова забубнил в телефонную трубку: –Нет, это я не тебе. Это я самородку. У нас тут самородок завелся, почти чтозолотой, а не то чтобы какой-то там… самоварный.

Ольге захотелось сквозь землю провалиться.

– Ольга! Постарайтесь, пожалуйста! Если до приездаГрозовского мы не успеем, он с меня голову снимет!

Дарья смотрела на Ольгу почти просительно, но былосовершенно очевидно, что если Грозовский вознамерится снять с нее, Дарьи,голову, то Ольге тоже не поздоровится.

Три дня назад Грозовский улетел в Италию на какую-тоочередную выставку. Перед отъездом дал задание переделать рекламу йогуртов итворожных сырков – пресловутых бармалеек. Заниматься бармалейками должна былаОльга. Предполагалось, что самородок из глубинки сейчас покажет всем, как надоработать, а также где раки зимуют и почем фунт лиха. Ольга с энтузиазмомвзялась за работу, но на второй день поняла: ничего не получается. Онарисовала, комкала рисунки и рисовала снова. И снова. И снова. Чуть ли головой встену не билась. Но рисунки выходили какие-то неживые, за душу не брали и самойОльге категорически не нравились. Да и как, скажите на милость, может брать задушу реклама сырка творожного низкокалорийного, пусть даже обогащенногокальцием и витамином В12?

– Грозовский мне уже вчера по телефону истерику устроил, яобещала, что все будет готово через два дня! – не унималась Дарья. – А у насбардак полный! Ольга, вы меня слышите? Алло, гараж!

Ольга подняла голову, взглянула на начальницу затравленно:

– Слышу. Я просто пока никак не могу приспособиться рисоватьрекламу. Я не понимаю, как сделать творожный сырок интересным.

– Когда поймете, не забудьте про нас, грешных, – хохотнулВадим, не выпуская телефонную трубку. – Мы зарегистрируем ноу-хау и получимНобелевскую премию… Нет, это я не тебе…

– Это он о том, что на самом деле никто не знает, каксделать творожный сырок интересным, – на всякий случай объяснила Дарья. –Вообще, надо просто правильно чувствовать, и тогда есть некоторая гарантияпопадания.

Но Ольга ничего про сырки и йогурты не чувствовала. Ну неумела она чувствовать про йогурты, хоть тресни! Она снова взяла карандаш ипринялась рисовать.

– Ольга!

Опять Дарья…

– Да?

– Ну, хоть что-нибудь есть?

Не было у нее ничего. Куча набросков, и все – совершеннобезнадежные. Ольга, вздохнув, поднялась из-за стола, собрала рисунки ипотащилась к Дарье за перегородку, как осужденный на эшафот.

Дарья перебирала рисунки, а Ольга тоскливо смотрела всторону. Не надо было ей соглашаться на эту работу, не надо было брать аванс,вообще надо было сидеть на фабрике и не высовываться, не ездить ни в какуюМоскву. Ясно же как белый день, что вся эта история – не про нее. В агентствеработают профи, они полжизни занимаются этой своей рекламой и то не знают, каксделать творожный сырок интересным. А ее-то куда понесло?..

Дарья откатилась в кресле от стола, крутанулась, уставиласьсердито на Ольгу:

– Ну? И что вы мне голову морочите?

Так и есть. Она действительно всем тут морочит голову. Дарьяснова подъехала к столу, выбрала из стопки несколько эскизов.

– Это никуда не годится, конечно. – Она сунула эскизы вурну, и Ольга проводила их тоскливым взглядом. Она и сама знала, что никуда негодится.

– А вот это просто блеск. То есть просто блеск! Самисочинили или видели где-то?

Дарья стала раскладывать по столу рисунки.

– Сама… Я чужих идей не ворую…

Дарья снова вскинула бровь:

– Серьезно?! Ну, тогда респект вам, как говорится.

Вадим Бойко одним ухом слушал щебетанье очередной подруги втелефонной трубке, а другим изо всех сил прислушивался к тому, о чем Дарьябеседует с этим фабричным самородком. Появление самородка из глубинки Вадима нето чтобы как-то всерьез обеспокоило, но все-таки задело… Несправедливостьситуации задела. Вот сидишь ты, сидишь, пашешь-пашешь, а потом шеф приводиткакую-то дуру в ботах, и ей тут же отдают половину заказов и кладут такую жезарплату, как у тебя. Почему, спрашивается?! Вадим, между прочим, чтобы такуюзарплату получать, шесть лет вкалывал как каторжный. А этой все подают наблюдечке с голубой каемочкой. Обидно, граждане.

Конечно, напрямую к Вадиму вся эта бодяга с самородкомотношения не имеет. В конце концов, шеф ей платит из своего кармана. Хозяин –барин. Да и вообще, Грозовский – человек настроения. Ну, глянулись ему рисункиэтой, как ее… Ольги. Понравились. А через месяц разонравятся, и отправитсяОльга обратно, в родной Урюпинск. А Вадим останется. Потому что способностиспособностями, а профессионализм и чугунная задница – совсем другая история.Почти наверняка на регулярной, рутинной работе самородок быстро сдуется,завалит пару-тройку проектов – и прости-прощай!

Вадим видел, что Ольга нервничает, видел, что у нее ни хренане получается. В курилке Дарья ругалась, что дело не двигается с мертвой точкии Грозовский, которого ждали к понедельнику, наваляет всем люлей. Плакалась,что шеф набирает не пойми кого, а спрос с нее, с Дарьи. Все шло так, как Вадими предполагал. Но, услышав, что Дарья нахваливает Ольгины работы, онзабеспокоился. За все шесть лет работы слово «блеск!» он слышал от Дарьи отсилы два раза, да и то не в свой адрес. Вообще высшей похвалой в ее лексиконебыло задумчивое: «Ну, вот это вроде ничего…» Что там эта Ольга-то наваяла такого,что Дарья слюни пускает? Вадим слегка занервничал.

Подруга все щебетала в трубку:

– И мы, представляешь, приехали, а там – никого народу, ниодного человека…

– Зайка, я тебя потом перенаберу. У меня другой телефон!

Вадим нажал отбой, взял кружку и направился в дальний уголофиса, где у них стоял шкафчик со всякими чаями-кофеями и чайник. Идти кшкафчику надо было аккурат мимо Дарьиного стола. Рядом со столом он насекундочку задержался – ровно настолько, чтобы Дарья его заметила.

– Вадик, посмотри! Идея отличная, для сквозной рекламы –просто зашибись! Вот они строят мост. Это кто? Тролли?

Ольга улыбнулась:

– Гоблины.

– Короче! Эти гоблины, или кто они там, катят камни.