и те же вещи, я подолгу не смотрю никуда, я смотрю на себя, на людей из соседнего дома. Когда-то мы тоже жили в этой комнате, потом дочь, потом они. Мы много переезжали, я привыкла бросать вещи, раньше были сумки, чемоданы, теперь картонные коробки, горы коробок. С места на место. Толком ничего не разложив, впопыхах. Потом где-то на новом месте распаковываешься, понимаешь, что много чего забыла, буквально в прихожей или на диване, положила специально на самое видное место, чтобы не забыть, и забыла. Много раз. Некоторые названия уже не вспомню. Всякий раз вещей становилось меньше, только необходимое, какие-то особые предметы, остальное не бери, брось, не важно, потом. В основном оставляли книги, поэтому какие-то отдельные тома, и все, больше ничего не нужно. Я сижу у окна, потому что здесь больше воздуха, даже среди коробок, вещей. Возможно, дело как раз в вещах, присутствии, хоть и косвенном, лишенном присутствия самого по себе. Маленькие свидетельства обитания, голосов, шума по выходным на кухне, закрытой двери в ванную, ключа, поворачивающегося во входной двери, это слышно из любой точки квартиры, шаги, пускай и босиком, или как снимают обувь в прихожей, сначала немного потоптавшись на коврике, закрывается дверь, хлопок, раздражающий рано утром или поздно вечером. Не знаю, сколько уже этого нет. Я не закрываю сюда дверь, как будто суеверие, если закроешь, никто никогда не сможет войти, если закрыто, не ждут, если оставить открытой, видно, что внутри не хватает присутствия, его нужно заполнить. Иногда я ложусь спать на их кровати, эта комната меньше моей, здесь уютней, кажется, что теплее. Хотя, скорее всего, дело не в этом. Наша кровать стояла в том углу, когда мы здесь жили, здесь была спальня, тогда нас было двое, беременная, я садилась у окна, здесь стоял торшер и старое кресло, я смотрела в окно из-за занавески, по-другому, из любопытства, привыкая к комнате, представляя, как мы здесь будем жить. В этом возрасте не задумываешься, что в конце концов будешь в том же месте, через пятьдесят с лишним лет, и никого не будет, только брошенные впопыхах вещи, шарф, забытый в прихожей, или сумка, или еще что-то, что тебе останется в качестве утешения. Потому что кто-то что-то сделал, что-то решил, и теперь они, как мы когда-то, напрочь лишены представления, что делать дальше, могут только убегать, куда получится, как получится, а уже там, где-то, отдышаться, начинать заново. Несколько раз мы встречались взглядами, вечером, когда зашторивала занавески, женщина с пятого этажа, это длилось несколько секунд, она как будто слегка улыбнулась, я тоже улыбнулась в ответ.

Ему снится большое пустое помещение прямоугольной формы с бетонными плитами на месте окон. Ни одной лампы, лампочки или люстры. Неясно, откуда исходит тусклый свет. Он чувствует, что не один, но никого вокруг не видно. Бледно-серые стены, такой же потолок, под ногами полупрозрачный, будто обледенелый, паркет. Он не может двинуться с места, даже на миллиметр. Пробует поднять левую руку, не может пошевелиться. Он знает, что за пределами помещения кто-то есть. Никого не слышно, не видно, но ощущается чужое присутствие. Не исключено, что их там много. Не исключено, что это известные ему люди. Он стоит очень долго. Может шевелить исключительно головой, как если бы его тело давно парализовало. Он слышит чей-то сухой кашель, издалека. Неясно, откуда исходит звук. Ему кажется, что он вздрагивает, услышав кашель. Он не двигается. Он ощущает на шее прикосновение чего-то холодного. Рефлекторно поднимает взгляд. Над ним идет снег, сначала мелкой крупой, редкий, затем хлопьями, замедленно, медленней, чем обычно. Он слышит плач, скорее короткий всхлип, издалека, вероятно, женским голосом. Ему больше не кажется, что он вздрагивает. Он понимает, что не двигается. Завороженно смотрит на снег, не может оторвать взгляда. Точно такой же. Ему кажется, что снег замедляется сильнее, почти зависает в воздухе. Ему все равно. Он разглядывает каждую белую точку, множество белого. Точно такой же снег шел тогда. Он до конца не уверен. Не отрывая взгляда. Не шевелясь. Даже не ворочая головой по сторонам. Кажется, даже не моргая. Помещение не представляет для него ни малейшего интереса. Он забыл, что не может пошевелиться. Он не шевелится. Ему ни к чему. Тогда тоже шел снег. Тогда не было никакого снега.

Сплошное черное. Границ экрана не видно. Il canto sospeso. Прервано. The song unsung, the book unread, the work undone. Деревянные духовые, медные духовые, ударные, струнные. Четыре флейты, два гобоя, три кларнета, два фагота, шесть валторн, пять труб, четыре тромбона, три литавры, пять малых барабанов, пять тарелок, глокеншпиль, двенадцать колоколов, маримбафон, вибрафон, ксилофон, две арфы, челеста, первые скрипки, скрипки, альты, виолончели, контрабасы. Мужские голоса. Женские голоса. Речь, речитатив. Отдельно, хором. Они говорят изнутри. A tutti loro. Чуть больше получаса.

Слышал.

Уже пару часов слушаю.

Опять холодно.

Да.

Как тогда.

Да. Почти также.

Не можешь согреться.

Не получается. Все время кажется, что откуда-то дует. Проверил окна. Ничего.

Пройдет. В прошлый раз прошло.

Скорее всего. А что тебя смущает.

Что он делает.

Ты заходил.

Сегодня нет. Вчера двигал мебель. Спросил зачем. Не ответил. Сейчас как будто что-то роняет.

Или опять двигает.

Думаешь, зайти.

Думаю, не нужно.

Почему.

Толку. Ты никак на него не повлияешь.

Тебя это не пугает.

Нет. Ничего уже не пугает.

Вот. В чайнике еще много.

Вроде успокаивается.

Сейчас.

Нет. Со временем. Вчера тоже гремел, потом затих. Мне кажется, он так чувствует себя в безопасности.

Когда двигает предметы.

Когда двигает. Такое своего рода укромное место.

Он, когда с ним говоришь, несет какой-то бред.

Подобный эффект.

Чего.

Пребывания в замкнутом помещении. Тем более не ясно, сколько еще продлится.

Никому не ясно.

Справляются по-разному. Кто-то ничего не может делать, кто-то, вон, двигает мебель. Кто-то пишет. Много написал.

Много. Меня почему-то успокаивает.

Мысль, что кто-то прочтет.

Процесс.

Гордыня и уныние.

Въедливость.

Отвлеченное.

Скорее побочный характер.

Скорее всего, да.

Мне кажется, никогда такого дождя не было.

Города от воды преображаются.

От снега.

Это очевиднее. Но дело в воде.

Метафора.

Почему. Наблюдение. Именно города. Что-то происходит с бетоном.

Чернеет.

Обретает особый вид. Но не всем городам идет.

Мне никогда в них не нравилось.

Город интереснее леса, реки, поля. Это целостная структура. Организм. Сейчас выхолостилось. Раньше понимали лучше.

Было в новинку.

Город был вовне. Потом поселился внутри. Его изучали как необычное животное. Хотя на самом деле речь не о городах.

Вертов.

Угол дома, плывущие облака, улицы, люди, трамваи, аппарат с лампочками. Такое слегка дерганое, укоренное. Не идет, а слегка бежит, едет куда-то быстро. Знаешь, какого города там больше всего.

Нет.

Я тоже. Забыл, скорее всего, от него сейчас мало что осталось.

Что-то.

Почти ничего.

Улицы, дома.

Места, где были улицы и дома.

То есть.

Нагромождение стройматериалов. Тоже бетон, крошка, грязь, битое стекло.

Убежища.

Изредка, что-то подобное.

Туловища трамваев.

Как скелеты огромных животных. Например, слонов.

Он изучал города.

Нет. Он как раз ничего не изучал. Подбирал рифмы. Смотреть это больше никому не интересно, предполагается, что зритель будет работать, пытаться понять, сопоставлять. Так почти никто уже не умеет.

Опять ворчишь.

Опять ворчу.

Еще.

Давай. Пальцы на ногах даже болят от холода. Не понимаю почему.

Бывает. Тогда было, потом прошло.

Всё так же.

Да. Хуже. Или кажется.

Руки ледяные.

Значит, не кажется. Говорил же, затихнет.

Спит.

Откуда знаешь.

Заглянул.

Не выдержал.

Не выдержал.

Откуда в тебе столько тревоги.

Не знаю. Не могу привыкнуть.

Уже пора. Слишком долго это тянется. Непонятно, сколько еще.

Чем тебе нравится вода.

Она мне не нравится.

Ты говорил, что от воды город становится лучше.

Преображается.

Преображается.

Но мне сама по себе не нравится вода. Мне даже очень всегда противно ощущать себя мокрым.

Почему.

Есть в ощущении мокрости что-то мерзкое. Какая-то слизь. Вода из таких явлений. Но, к счастью, высыхает. Есть такое липкое чувство.

Но она высыхает.

Этого приходится ждать.

Недолго.

Приходится ждать.

Вот, горячий.

Кажется, мне не помогает.

В прошлый раз прошло.

Ты в детстве боялся темноты.

В этот раз тоже должно. Надо немного подождать.

Я боялся. Особенно в коридоре. Там у нас стоял такой огромный шкаф, деревянный. Мне все время казалось, что на двери узор складывается в чье-то лицо. Когда свет не горел, я чувствовал, что лицо на меня смотрит.

Ты же понимал, что не по-настоящему.

В детстве так не работает.

Я тоже в квартире больше всего не любил коридор.

Интересно, чем так страшны коридоры.

Дед там умер.

В коридоре.

Да. Рано утром пошел в ванную и на обратном пути упал, голый.

Голый.

Он так ходил. Еле передвигался. Я тогда впервые увидел труп. Странное ощущение. Был человек, стал предмет.

Испугался.

Нет. Просто странное ощущение. Как будто кукла. Или механическое что-то, выключили. Не знаю. Ни о чем не думал.

Но это пугает. Как ощущение мокрости.

Скорее удивляет. Обесточенность. Из розетки выключили.

Интересно, перед смертью ведь тоже холодно.

Когда замерз, тоже холодно. Зимой.

Но перед смертью же по-особенному.

Что.

Холодно.

Как будто ты бывал в таком состоянии, накануне, перед смертью.

Предполагаю. Теоретически.

Страшно.

Иногда страшно.

Значит, вода.

Когда берешь в руки что-то мокрое, противно.

Многих успокаивает дождь. Шум, текучесть.

Не успокаивает.

Почему так, не задумывался.

Не задумывался. Никаких ассоциаций. Жидкость вызывает брезгливость.

Ассоциации.

Между твердым и газообразным.

Как организм.

Как организм. На сколько процентов.

Отряд приматов. Аномалия.

Каменные инструменты. Огонь. Искусство. Рубило с окаменелостями, из морского ежа. Их ведь реконструируют.

Кого.

Людей. Черепа.