подают голос, и я спешу на свидание с ними, как любовница. // — В собрание идет игрок, расспрашивая (и) подбадривая себя: “Я выиграю!” (Но) игральные кости пресекают его страсть, они отдают противнику счастливые броски. // — Ведь игральные кости — крючковатые, колючие, порабощающие, мучающие, испепеляющие. Они дарят, как ребенок, победителей они поражают снова. Рвением игрока они обмазаны медом. // — Резвится стая этих (игральных костей) числом трижды пятьдесят, чьи запасы непреложны, как (законы) бога Савитара. Не склоняются они перед яростью даже могучего. Даже царь делает им поклон. //- Они катятся вниз, прыгают вверх, без рук они одолевают того, у кого есть руки. Неземные угли, брошенные в желобок, они сжигают сердце, хотя и холодные. // — “Не играй с костями, вспахивай ниву, наслаждайся имуществом”» /.../ // — “Заключите же дружбу! Помилуйте нас! Не привораживайте нас (так) сильно (своим) ужасным (колдовством)! Да уляжется ваша ярость и враждебность! Пусть другой будет в сетях коричневых!” — такими рисуются игральные кости и попавший в их власть игрок в гимне X, 34. О ритуальных корнях игры в кости (гадания) и о связи игры с космологическим устройством мира см. в другом месте[430]. Разумеется, существовали и другие игры, в частности, детские, предполагавшие некие игральные “вещи”, инструменты игры, но РВ о них ничего не сообщает, что вполне естественно: упоминание о них могло бы быть сделано лишь случайно.

То же может быть сказано и о некоторых других вещах и даже их классах, но все-таки эти лакуны едва ли могут быть названы случайными и с точки зрения “ведийского” сознания, для которого подлинно реально и бытийственно оправдано лишь то, что входит в основной священный текст всей эпохи; о реальности того, что не вошло в этот текст, можно говорить лишь в условном модусе, как о некоей мнимости, находящейся вне системы подлинных ценностей. Текст оказывается “сильнее” и подлиннее того, что представляется реальным сознанием современного человека. Меру реальности и подлинности задает сам текст, и нечто становится “вещью” с санкции текста: священный текст требует адекватной ему “вещи”, которая не может не тяготеть к “заражению” священным.

Основной модус вещи, говоря словами Гейдеггера, в ее веществовании. Вещь веществует или, иначе, то, что веществует есть вещь. “Веществовать” значит не просто быть вещью, являться ею, но становиться ею, приобретать статус вещи, отличаясь от вещеобразного нечто, к которому не применим предикат веществования. Но “веществовать” значит и оповещать о вещи, т.е. преодолевать ее вещность, превращаясь в знак вещи и, следовательно, становясь элементом уже совсем иного пространства — не материальновещественного, но духовного. Слово отсылает к лежащей ниже его вещи, выхватывая ее как луч света из тьмы бессловесности, но то же самое слово уводит от вещи к находящейся выше его идее, тем самым спиритуализуя эту вещь. Оба эти полюса с особой рельефностью обозначены в тексте РВ, хотя инерция сознания иного типа, нежели ведийское, ставит многочисленные преграды на пути к узреванию этих полюсов и всей той ситуации, которая определяется ими.

Т.Я. Елизаренкова

О СОМЕ В РИГВЕДЕ

Сома наряду с Агни и Индрой является одним из трех основных богов в РВ. Ему специально посвящена мандала IX (гимны 1-114), несколько гимнов за ее пределами: I, 91; VIII, 48 и 79; X, 25; и в нескольких гимнах Сома входит в состав парного божества, к которому обращен гимн: I, 93 — Агни-Сома, II, 40 — Сома-Пушан, VI, 74 — Сома-Рудра (гимн IV, 28, где поэт обращается к Соме и к Индре, фактически посвящен восхвалению Индры). В этой последней группе гимнов индивидуальные свойства Сомы выражены неотчетливо — обычно преобладают характерные особенности второго бога. Отдельные стихи, связанные с Сомой, достаточно часто встречаются в гимнах другим богам.

Между Сомой за пределами мандалы IX и Сомой этой мандалы существует важное различие. Сома мандалы IX тесно связан с ритуалом приготовления напитка бессмертия — амриты (amrta-) из сока, который выжимают из растения[431]. В основе всех поэтических образов лежат ритуальные действия жрецов. Гимны же и стихи Соме за пределами этой мандалы с ритуалом непосредственно не связаны, и, как указывает Л. Рену[432], речь там идет о Соме-боге, а не о Соме-растении, хотя бог этот охарактеризован весьма слабо и напоминает то Индру, то какого-либо другого бога.

Божество, к которому обращена мандала IX, называется Сома-Павамана (sôma- pavamäna-) “Сома очищающийся” (вторая часть имени — причастие от глагола pu- “очищать”). Момент, когда выжатый камнями сок растения проходит через фильтр-цедилку из овечьей шерсти, на которой остаются все твердые части — волокна и проч., считается центральным в ритуале: с этого момента Сома становится амритой. Вся мандала IX пронизана игрой на различных образованиях от корня pu- (личных формах этого глагола, причастиях pavamäna-, punäna-, püydmâna-, существительном pavitra- “цедилка”[433]), который является своего рода музыкальным ключом к ней, в то время как эта игра полностью отсутствует за пределами мандалы IX.

Тот факт, что гимны Соме практически отсутствуют в наиболее древней части собрания — “фамильных” мандалах (II-VII), не мог не привлечь внимания исследователей. Общепринятое его объяснение состоит в том, что гимны, связанные с ритуалом приготовления Сомы, были извлечены из “фамильных” мандал и в литургических целях объединены в отдельную мандалу, тем более что авторы гимнов мандалы IX принадлежат к тем же семьям, что и авторы “фамильных” мандал. С “фамильными” мандалами объединяют мандалу IX и некоторые завершающие гимн рефрены, являющиеся своего рода “печатью” поэтов — риши, принадлежавших к одной семье[434].

Наиболее распространенная в настоящее время точка зрения на место мандалы IX в РВ такова: эта мандала сложилась позднее, чем “фамильные”, но гимны, входящие в ее состав, могут принадлежать и к чрезвычайно древнему слою, тем более что культ священного растения Сомы/хаомы относится к общему индоиранскому периоду[435]. Существование же определенной связи между мандалами IX и VIII — наличие некоторых общих стихов — говорит, скорее всего, в пользу того, что как единый цикл гимнов мандала IX могла сложиться сравнительно поздно.

Мандалу IX отличает от других мандал РВ ряд особенностей структуры и содержания. Это единственная в РВ мандала, посвященная одному божеству, а не многим, причем этому божеству, Соме-Павамане, больше не посвящены гимны ни в одной мандале. Гимны мандалы IX расположены по другим принципам, чем во всех остальных мандалах: они расположены в соответствии со стихотворными размерами, в то время как в “фамильных” мандалах существует последовательность богов: