мандалах), в plur. (также “жир”, ср. gô- “корова”), dadhân-, dâdhi- “кислое молоко” (:dhây- “сосать”), dhäsi- “напиток из молока”, agir- “молоко, смешанное с сомой” (:â-çrï-, применительно к сваренной смеси), gâvâçir-, то же (go-/gav- “корова” и agir-), manthin-, то же (:manth- “смешивать”), manthâ- “взбитый напиток” (X, 86,15), yâvâçir- “напиток с зернами” (yâva- “ячмень” и agir см.); главным ритуальным напитком был сома — sôma-, который употреблялся и в смеси с молоком (см. выше) и в каких-то иных вариантах; как “профанический” опьяняющий напиток использовалась сура — sürâ-, ср. также pitu- “сок” и другие обозначения напитка; понятно, что не пренебрегали как питьем по преимуществу водой, ср. dp- и т.п.

Важную роль играли злаки, особенно ячмень (yâva-, ср. yàvia-, о запасе зерна, yâvâçir-, о напитке с ячменными зернами). На молоке готовили ячменную кашу, ср. odanâ- (позже она могла приготовляться и из риса), karambhâ- (специально для Пушана, ср. VI, 57, 2, но и III, 52, 7: pûçanvâte te cakrmä karambhâm “для тебя, сопровождаемого Пушаном, мы приготовили кашу”, в гимне к Индре; ср. также 1,187, ГО), молочную болтушку с подраженными зернами; кислое молоко смешивали с ячменной мукой; из ячменной муки делали лепешки (apüpâ-, ср. жертвенную лепешку purotjäg-), которые макали в растопленное масло (sarpis-, ghrtâ-) или кислое молоко (dadhân-, dâdhi-). Кислое молоко употребляли и с кусочками масла. Высоко ценился жир и жирные напитки (ср. gô-, médas-, ürj-, rivas-). Употреблялось в пищу и мясо, хотя, видимо, лишь в отмеченных случаях (например, на свадебных пиршествах). Во всяком случае корова не была неприкосновенной. Убивали прежде всего яловых коров. Мясо варили в котлах (ukhä-). Ели не только говядину, но и конину, баранину, козлятину, буйволятину. Мясо приносилось также в жертву богам, его вкушали и жрецы (жертвенной пищей было и молоко). В РВ I, 161, 10 говорится о разделке мяса — mämsa-[421] в гимне, посвященном восхвалению коня и богатом ценными деталями[422]. Сырое мясо обозначают словами kravis- (жертвенная субстанция) и ämis-. В связи с жертвенным мясом коня упоминаются клецки (pinda-, I, 162, 19), число которых должно быть равно числу частей, на которые расчленен конь. Известны в РВ и три названия каких-то вареных кушаний — pakti-, pakvâ- и pacatâ-, все от корня рас- “варить”. Особо выделяется мясная похлебка — yüçan- (I, 162, 13). В гимнах РВ часто упоминается мед (mâdhu-), который, как считалось, приносят Ашвины. Медом в РВ называют также разные жидкие жертвенные субстанции — сладкое молоко, сладкое растопленное масло, сок сомы (одним из добавлений к нему был как раз мед). Сахарный тростник и соль неизвестны в РВ, но в поздних ведах их названия уже присутствуют. Наконец, в РВ есть отдельные упоминания съедобных кореньев и не всегда ясных каких-то диких овощей типа бутылочной тыквы и огурца[423].

Заключая раздел о названиях пищи в РВ, нужно напомнить, что состав “пищевого” словаря включает в себя как профаническую, так и сакральную пищу, как “бытовое”, так и “ритуальное”, а сама пища обладает высоким мифологизированным статусом — она то, чем возрастает телесное, увеличивает силу и мощь; пища — помощница и одновременно необходимость, и поэтому она достойна восхвалений. Гимн РВ I, 187 посвящен прославлению пищи, благодаря которой живут и боги и люди и — более того — совершаются великие подвиги космогонического значения: “Пищу я хочу сейчас прославить, могучую поддержательницу силы, благодаря которой Трита расчленил Вритру на суставы. // — О вкусная, сладкая пища, мы выбрали себе тебя, будь нашей помощницей! //-Приди к нам, о пища, добрая, с добрыми поддержками /.../ // — Эти соки твои, о пища, распространились через пространства, они достигли неба, словно ветры. ///.../- К тебе, о пища, прикована мысль великих богов. Прекрасное создано под (твоим) знаком. С твоей помощью он убил змея // — /.../ // — Превратись в жир (для нас) /.../ // — /.../ Превратись в кашу, о растение, в жир, в почечное сало! /.../ // — Тебя, о пища, с помощью речей мы сделали вкусной, как коровы — жертвенные возлияния, тебя — богам на общем пиру, тебя — нам на общем пиру”.

Также для тела предназначена и одежда, хотя в этом случае существенную роль играют и семиотические мотивы (как в сфере представлений о “приличии”, так и в сфере “социально-престижного”, впрочем, в РВ в связи с одеждой выраженные довольно слабо). Состав ведийского “гардероба” был скудным вообще, а в таком памятнике, как РВ, едва ли мог оказаться отраженным во всей его полноте и, так сказать: “случайности”, иногда, видимо, импровизационности, не говоря уже о “низкости” (“прикрытие” для тех частей тела, которые не предназначены для демонстрации). Поэтому, безусловно, в РВ кое-что из конкретных названий одежды, имеющих более специализированные функции, отсутствует. То же, что сохраняется, относится, как правило, к общим обозначениям одежды, одежды вообще и/или верхней одежды, облекающей, покрывающей, укрывающей человека. Особое место занимают названия одежды с корнем vas- “надевать”, “одевать(ся)”, “носить одежду” и т.п., восходящие к архаичному слою индоевропейской лексики[424], ср. vâsana-, vâstra-, vâsman-, väsas- и adhîvâsa- (с подчеркнутостью “верхности”, ср. I, 162, 16: I, 140, 9, особенно X, 5, 4: adhîvâsam rôdasî vâvasânét ghrtair ânnair vävrdhäte madhünäm — с идеей облечения Земли и Неба в верхнюю одежду и их возрастания-усиления благодаря жиру, пище, сладостям; к adhï-vâsa- ср. др.-греч. epi-estai у Геродота, esthos и т.п.). Как укрытие, предохраняющее от неприятного, исходящего извне (жара, холод, дождь, ветер и т.п.), одежда отчасти аналогична дому-жилью; человек “живет” в одежде, как в доме, только дом этот носится на себе самим человеком, и оба эти дома — “переносной” и “неподвижный” — по-своему участвуют в жизнеобеспечении человека. Некоторые другие названия одежды в РВ также реализуют сходные идеи, отражающиеся в семантической мотивировке одежды, ср. vavri- (:var- “укрывать-окружать”), upastir- “покрывало” (:upa-star-lstir- “распространять [покров] над кем-либо”). Но, конечно, названия одежды могут мотивироваться и иначе, ср. ât-ka- “верхняя одежда”, “покрывало” (возможно, как полагает П. Тиме, из *ag'-ko- [вед. ajâh], т.е. “козлиная” [шкура]), carman- “меховое покрывало”, но и “шкура”, krtti- “кожаное покрывало”, “шкура” (:krntâti “резать”, “свежевать”). Менее ясно и по значению и по происхождению вед. nîviâ- (ср. VI, 32,4), возможно, передник, в котором что-то (дары?) завязано. Видимо, что-то типа рубахи обозначало вед. çâmulia- (ср. X, 85, 29: pârâ dehi çâmulyàm brahmâbhyo vi bhajâ vâsu — призыв отдать çâmulyà- и разделить имущество среди брахманов)[425]. В похоронном гимне X, 18, 11 упоминается край