— Завтра схожу к врачу и поеду домой. Две недели небыла, соскучилась. А вы ко мне по поводу “общества”? Что-нибудь узнатьхотите? — Мы поднялись по лестнице и вскоре оказались в уютной комнатке:две кровати, холодильник, стол у окна, тюлевая занавеска и яркие календари настенах. — Садитесь. Сейчас будем чай пить, — сказала Марина.

— Не беспокойтесь…

— Что вы, какое беспокойство, — пожала онаплечами. — Я рада, что вы пришли. Целый день одна, скучно. Читать лень,телевизора у нас нет, к соседкам ходим. Так что времени у меня сколько угодно.Что вы хотели спросить?

— Так сразу и не объяснишь, — немного посидевмолча, сказала я. На лице Марины мелькнуло удивление. — Постарайтесьответить на мои вопросы, а потом я попробую ответить на ваши. Идет?

— Хорошо, — не сводя с меня удивленного взгляда,кивнула девушка. Я достала фотографию своей соседки и положила на стол.

— Это Телегина Лена. Она тоже посещала “общество”. Вызнакомы?

Марина взяла фотографию в руки.

— Я ее видела, — сказала она уверенно черезнекоторое время. — Раза два или три, но не на лекциях. Она приходилапозднее, уже когда лекции заканчивались. Кажется, ждала Всеволода Петровича. Аможет, и нет, может, она еще кого-то ждала. Знаете, по-моему, у нее не вседома. Она так вела себя… совершенно ненормальная девица.

— Она умерла.

— Наркотики? — нахмурилась Марина.

— Нет, вскрыла себе вены. А почему вы спросили онаркотиках?

— Ну, она же молодая, с какой стати ей умереть… и веласебя странно. Не знаю, что ей надо было в “обществе”. Катька говорит, там полнотаких.

— Каких? — не поняла я.

— Ну… всякие чокнутые прибиваются к “обществу”, ищутспасения, смысл жизни… Катька, она человек очень резкий, иногда такое скажет… Анаркош считает уродами. Она и в “общество” перестала ходить из-за этого.Говорит, тошно смотреть на них. Это она меня привела к Всеволоду, а сама потомходить перестала.

— Там что, действительно много наркоманов? —насторожилась я.

— Нет, вы же были на лекции. Приличные люди, из нашегоколледжа преподаватели ходят, четыре человека. А Катька, она любит что-нибудьзагнуть…

— То есть соврать? — нахмурилась я.

— Катька? — удивилась Марина. — Нет, Катькавообще никогда не врет. Как бы вам объяснить? К Всеволоду иногда приходятвсякие… Он им помогает, лечит.

— Он что, врач?

— Он их словом лечит, разговаривает с ними, утешает.Это ведь долг каждого человека помогать страдальцам, униженным, отвергнутым.Ведь правда же?

— Наверное, — кивнула я. — Только наркоманыкак-то не очень подходят под эти определения, я с трудом представляю, как ихможно лечить словом. А эта ваша Катька, она здесь живет? Я могла бы с нейвстретиться?

— Конечно. Вы чай пейте, остынет, — сказалаМарина, протягивая мне чашку.

— Спасибо. Марина, у меня вот еще какой вопрос. Выслучайно не знали Акимову Раису Андреевну? Она тоже посещала “общество”.

— Прокуроршу? — улыбнулась девушка. — Я еечасто видела. Но мы никогда не разговаривали. Она очень гордая. Проходит мимо,точно вокруг и людей-то нет. На лекциях она никогда не бывала, а к Всеволодуприходила часто.

— Когда вы видели ее в последний раз?

— А зачем вам прокурорша? — насторожилась девушка.

— Она выбросилась из окна, с третьего этажа.

— Она? — Лицо Марины исказила гримаса: ужаспополам с недоверием.

— Да. Я сама это видела. Оттого и пришла к вам. Моясоседка покончила жизнь самоубийством, двадцать третьего сентября, в этот жедень еще кое-что случилось, теперь Акимова. Я пытаюсь разобраться впроисходящем.

— Вы думаете, это как-то связано с “обществом”? —растерялась Марина.

— Я пытаюсь разобраться, — повторила я. —Помогите мне, пожалуйста.

— Двадцать третье сентября? Это была среда? —подумав немного, спросила девушка, разглядывая свои руки. — В тот день яее и видела. Акимову.

— Она была в “обществе”?

— Ага. По средам у нас заседание, вы же знаете.

— И Акимова была на заседании?

— Нет. Она приехала после шести, минут пятнадцатьседьмого, а заседание у нас в пять, хотя вы знаете.

— А на чем она приехала?

— Не знаю. На машине, наверное. Она всегда приезжала намашине. Она в зал вошла, я сидела на последнем ряду. Она вошла, постояланемного в дверях… очень нервничала.

— Почему вы так решили?

— Ну, это же было ясно. И лицо такое… Всеволод на неепосмотрел и нахмурился, она сразу же вышла.

— И больше вы ее не видели?

— Видела. Мне должен был парень позвонить, и я ушлараньше, а дверь была закрыта, и в холле никого. Я пошла через боковую дверь, атам прокурорша, стоит под липой и курит. Я свернула к калитке, она меня невидела, боком стояла. Задняя калитка выходит на Привокзальную, там грязьужасная, но К воротам надо было мимо Акимовой идти, а мне не хотелось. Знаете,она вроде пряталась, стояла в тени, чтоб ее не видели, вот я и пошла к калитке,а калитка заперта. Я хотела открыть, но не смогла, темно, я подумала, может, еена ключ заперли? Ужасно по-дурацки получилось. Я спешила, ну и пришлось идти кворотам, мимо прокурорши. Я за угол завернула и слышу, она со Всеволодомговорит. Я испугалась, вдруг подумают, что подслушиваю, ну и спряталась задеревом.

— О чем они говорили?

— Спорили о чем-то. Я не вслушивалась. Он ееуговаривал, а она вроде бы грозилась. Мерзавцем его назвала. Вы знаете, яподумала, что они… в близких отношениях.

— Любовники?

— Да… они так разговаривали… На “ты” и вообще,ссорились. Он еще сказал: “Ты знаешь, как я к тебе отношусь, я беспокоюсь затебя” — и что-то еще в этом роде. А она сказала: “Пошел ты к черту, хочешь,чтобы я сдохла?” Она его последними словами ругала, а он уговаривал. Потом онее увел через боковую калитку. Наверное, у него был ключ. А я бегом к воротам.У светофора я машину Всеволода увидела, он летел, как сумасшедший…

— Во сколько примерно это было? — задала яочередной вопрос.

— В семь. Я ведь опаздывала и на часы посмотрела. Былосемь часов две минуты.