class="p1">— А сейчас — танцы! — предложила Маша. Она подбежала к патефону и яростно закрутила ручку, провозгласив: — Вальс «Амурские волны».

Вытащив Катю со стула, она шутливо взяла её за талию и повела в плавном танце.

Перед глазами Кати Машино лицо раскачивалось из стороны в сторону. Это из-за вина. Дав себе слово больше не прикасаться к спиртному, она отстранилась:

— Не хочу вальс, давайте я вам лучше русскую спляшу, по-нашему, по-деревенски! Эх, разойдись, народ!

Она подбоченилась одной рукой и вышла на середину.

Тяжёлые валенки висели пудовыми гирями. Катя сбросила их с ног и пристукнула пятками по полу:

— Запевай, девушки! Во поле берёза стояла…

И взвилась душа ввысь, улетая в родное село со старой колокольней в ромашковом поле. Кружилась в танце Катя, кружились девушки, махала платком Маша, и улыбалась строгая Маруся.

Плывя лебёдушкой, Катя не рассуждала, но всем сердцем чувствовала, что закончится война, пройдут годы, в сверкающем блеске вновь поднимется город Петра, но этот танец в блокадном городе никогда не исчезнет из её памяти. Переводя взгляд с лица на лицо, она запоминала грустные глаза Юли, раскрасневшиеся щёки Маши с пятнами лихорадочного румянца, растрёпанную косу Маруси. Девушки, родные мои, сильные, верные. Катя хотела обнять их всех.

Куда делись усталость и одышка? Топнув ногой, Катя резко повернулась и оказалась лицом к лицу с Сергеем.

* * *

В канун Нового года фашистские артиллеристы закончили обстрел Ленинграда несколько раньше обычного — около 9 часов вечера, успев убить 14 и ранить 25 человек.

Многим ленинградцам, с надеждой ожидавшим наступления Нового года, так и не довелось услышать в эту ночь удары кремлёвских курантов. На сталепрокатном и проволочно-канатном заводе в очереди, стоявшей за получением продовольственных карточек на январь сорок второго года, умерло 8 человек.

Декабрь был очень тяжелым месяцем для блокадного Ленинграда. В декабре от голода умерло 52 880 ленинградцев.

Но в этом же тяжком сорок втором ленинградские заводы дали фронту около 1 миллиона 700 тысяч снарядов и мин, 22 тысячи авиабомб, 1 миллион 260 тысяч ручных гранат[19].

* * *

Задохнувшись от танца, Катя прижала руки к груди и замерла, не понимая, откуда в казарме МПВО взялся Сергей, и вообще, не снится ли он ей в своём потёртом ватнике с прожжённым пятном на рукаве и в ватных брюках, заправленных в чёрные валенки?

Немного растерянный под любопытными взглядами, Сергей топтался около двери и отбивался от вопросов девчат. Сгрудившись вокруг него, девушки незаметно охорашивались и поправляли платья.

— Откройте военную тайну, кто вы, товарищ боец? Чей-то муж или, может быть, отец? — под раскаты смеха наступала на него бойкая Шура Прохорова.

Недавно Шура выбила два передних зуба, поэтому выговаривала слова шепеляво, как маленький ребёнок, прикрывая рот ладошкой.

— Дед Мороз! — нашёлся Сергей, вызвав новый взрыв хохота. — За внучкой Снегурочкой пришёл, — кивком головы он показал на Катю, у которой щёки зарделись, как два яблока.

— Девушки, вы слышали, к нам забрёл сам Дед Мороз — красный нос! — Не на шутку разойдясь, Шура схватила Сергея за руку и стала тянуть на середину круга. — Выходи в хоровод, Дед Мороз.

— Хоровод, хоровод! — подхватили девушки, хлопая в ладоши.

Комкая в руках ушанку, Сергей беспомощно посмотрел на Катю, явно не зная, как поступить. Щека у него была перечерчена глубоким порезом, а на лбу пестрели отметки ещё не подживших мелких ссадин.

Не обращая внимания на смешки девушек, Катя поискала взглядом Марусю:

— Товарищ младший лейтенант, разрешите обратиться…

Маруся улыбнулась, взмахом руки упреждая вопрос:

— Иди, Катя, разрешаю увольнительную на два часа. Но чтоб ровно в три ноль-ноль по московскому времени была в койке.

— Есть!

— Ну вот, — разлетелись по залу разочарованные голоса девушек, — в кои-то веки поймали Деда Мороза, а Снегурочка его уводит!

В ответ Сергей обернулся уже в дверях:

— Хоровод откладывается на мирное время, девушки. Попляшем тогда вволю, а сейчас тороплюсь.

Взявшись за руки, Катя и Сергей вышли на улицу, пропитанную хрустким ледяным холодом. Снег прекратился, и небо освещали бледная луна и лучи прожекторов, скользящие в поисках вражеских самолётов. Ночь просачивалась сквозь пролом в стене разбомблённого дома, тёмной тенью ложась на белый снег под ногами. В конце лунной дорожки стояла полуторка. Сергей остановился и посмотрел Кате в глаза:

— Поздравляю с Новым годом!

— С новым счастьем! — сразу же откликнулась она коротким эхом, потому что действительно в это миг была абсолютно счастлива, несмотря ни на что.

От крепкого мороза сразу замёрзли уши. Сергей завязал Кате под подбородком шапку-ушанку, а потом притянул к себе и коротко поцеловал в губы:

— Катя, ты будешь моей девушкой?

По её телу пробежала горячая волна, со всплеском растворяясь в глубине сердца. Говорить она не могла, а только кивнула головой и лишь позже, переборов немоту, коснулась пальцем пореза на щеке:

— Где тебя так?

Он беспечно отмахнулся:

— А, ерунда, осколками лобового стекла порезался, когда мандарины вёз.

— Мандарины! — Катя вспыхнула. — Так значит, это ты! Я знала, знала, что это ты. Я видела ящики с мандаринами в детском доме и сразу подумала: «А вдруг это Серёжа привёз?»

— А это он и был, — сказал Сергей. — Пойдём в кабину, здесь холодно.

Ведя Катю к машине, он положил ей руку на плечи, а она мучительно думала, обнять его тоже или это стыдно для девушки вот так сразу вешаться на шею парню?

Но эта чудная новогодняя ночь ещё не закончилась, потому что в кабине Сергей сказал:

— У меня есть для тебя подарок. Закрой глаза.

Глаза Катя послушно закрыла, но через щёлочки в пальцах всё-таки подсматривала, как он нагнулся, открыл коробку для инструментов и положил ей что-то на колени.

— Что это? — В лунном свете Катя разглядела большую шоколадку и крепкую головку чеснока в белоснежно-розоватой шелухе.

Это было подобно чуду. Широко распахнув глаза, она смотрела и не верила, что сны сбываются.

— Откуда ты знаешь, что я мечтала о чесноке и шоколадке? Они мне даже снились.

— Я буду всегда угадывать твои желания, — сказал Сергей, и Катя ему сразу поверила.

Вместо музыки в кабине тихонько урчал мотор. Сергей зажёг фары:

— Поедем, прокатимся? У тебя пропуск с собой?

Катя потрогала карман фуфайки, нащупывая сложенный напополам лист бумаги:

— Да, с собой. А куда мы поедем?

— Куда глаза глядят.

Катя всё ещё держала в руках шоколад и чеснок, любуясь на них, как ребёнок на новогодние игрушки.

— А у меня нет для тебя подарка, — разочаровано произнесла она, когда Сергей медленно тронул