Робинс зарычала в бессильной злобе.

— Два, — Он снова повернулся к Грей. Девчонка отшатнулась, но деваться ей было некуда. Она вжалась спиной в стену.

— Три!

— Я скажу, скажу тебе! — закричала Грей. — Только перестань! Я натурально все скажу, только не надо больше!

Килар дохнул на нее жаром из своего воспаленного горла и придвинул коробку к ее согнутым коленям.

— Вот, — почти сразу определила она, — та, коричневая бутылка с желтой этикеткой. В ней двести доз. Очень сильное средство. По одной таблетке утром и вечером. Я слышала, эта штука натурально лечит даже запущенный некроз.

Странник взял указанную бутылку. Плоская, прямоугольная, с выпуклой боковой чеканкой. На желтой этикетке Килар прочитал: «ЭФИНИЛ». Название ни о чем ему не говорило, разве что отдаленно напоминало противоастматическое средство из родного мира, но вряд ли стоило искать аналогии там, где их не могло быть.

— Если я выпью это и случайно отравлюсь или если это не поможет мне в течение суток, у меня все равно останется достаточно времени, чтобы отправить вас впереди себя на тот свет. А тебя, красавица, первым рейсом, — он указал на Грей стволом пистолета. Она еще сильнее побледнела.

— Нет, пожалуйста! Я сказала правду.

Вторая девушка тихо плакала, содрогаясь всем телом.

«Господи, чел, да она еще совсем ребенок!»

Килар чувствовал себя мерзавцем, кем-то вроде вооруженного экстремиста, захватившего автобус со школьниками. Но он выбрал единственно-верный способ достичь желаемого результата. И этот способ оправдал себя, нравилось ему это или нет. Он мог бы подождать, пока проснется Линн и спросить у нее насчет антибиотиков. Но, учитывая ее состояние, капитан Эрвинс запросто проспит целый день, а то и дольше. Странник не знал, как будет развиваться болезнь, если ее вовремя не подавить лекарствами. Яд сииза, растворенный в его крови, мог со временем превратиться в кислоту и убить его. Возможно, к вечеру он вообще не сможет двигаться, и на этой стадии заражения никакие таблетки уже не подействуют. Проблему нужно решать самому, решать немедленно. Он разбудит Линн только в самом крайнем случае.

— Вытряхивайтесь наружу, — Он распутал веревки, привязывающие их к сидениям, — Идите, проветрите мозги. Вам это не повредит.

Он заново стянул им запястья так, чтобы женщины могли свободно двигаться, но не настолько свободно, чтобы им удалось избавиться от пут. В армии его научили вязать хитрые узлы, которые затягиваются сильнее, если дернуть не за тот конец или под неправильным углом. Они вылезли наружу, поминутно оглядываясь через плечо. Килар не сомневался, что они ждут выстрела в спину, и это взбесило его. Он едва совладал с собой и отвернулся, чтобы не напугать их еще сильнее.

Килар ощущал их взгляды затылком, пока они не выбрались наружу. Когда их не стало, Странник присел возле Робинс и перевернул ее на спину. Сержант смотрела на него с видом отчаявшегося человека, готового к смерти или убийству. Килар еще не знал, как он будет находить с ней общий язык, но первый камень в основание будущих взаимоотношений следовало заложить уже сейчас. Их ментальная схватка напоминала перетягивание каната, когда с одной стороны находился он, злобный чужак, разбередивший старую рану, а с другой — вся система ее жизненных воззрений, утвердившаяся с годами и ставшая совершенно непробиваемой для любого типа оружия.

Разрушить стену в сознании Линн оказалось довольно легко. По сути, это была уже не стена, а ветхий забор, готовый вот-вот завалится под собственной тяжестью. С Робинс дела обстояли куда сложнее. Ее стена состояла из тяжелых бастионов и равелинов, окопана глубокими рвами и утыкана заострёнными кольями. Для того, чтобы одолеть эту стену, Килару предстояло совершить невозможное.

— Хочу развязать тебе ноги, чтобы ты могла осмотреть здешние достопримечательности вместе с подругами, — Он тщательно следил за интонацией. Не следует излишне на нее давить, но и мямлить нельзя, — Я сделаю это только при одном условии: ты пообещаешь вести себя благоразумно, иначе придется оставить тебя здесь.

— Делай, что хочешь, говнюк! — буркнула она, — Срать я на тебя хотела!

— Ответ неверный. Спрашиваю еще раз: можешь обещать, что не станешь делать глупости?

— Отвали от меня, тафу! — она бросила на него полный отвращения взгляд. — Меня тошнит от твоего лицемерия! Чего ты ждешь? Я знаю, что у тебя на уме, так какого хрена ты виляешь и выпендриваешься? Доставай свой вонючий отросток и займись делом, пока он у тебя не отсох. Или иди поимей сам себя!

— Мне следует расценивать твои слова, как отказ? — Килар понял, что готов сорваться. Его терпению наступил предел.

«Да что она о себе возомнила! С какой стати я должен это терпеть?»

— Поздравляю! Будешь и дальше валяться тут связанной. Я не могу рисковать.

— Поцелуй меня в жопу!

Килар поднялся, чтобы уйти, но ее голос остановил его.

— Откуда ты такой взялся? Чем дольше наблюдаю за тобой, тем меньше понимаю. Ты не застрелил нас на станции и не оставил гореть вместе с ходоками. Почему? Сперва я думала, ты решил нас попользовать... ну, по-своему, как там у вас, у тафу это принято. Но, похоже, я снова ошиблась. Тогда на кой черт мы тебе сдались?

— Со временем ты это поймешь, — заверил ее Килар. — Терпение и упорство творят чудеса. Нам обоим есть, о чем подумать.

— Ты не ответил на вопрос! — Ее голос задребезжал от волнения.

— Не могу исповедоваться по пятницам. Религиозные принципы не позволяют. Но обещаю — ждать тебе осталось недолго.

— Сколько же ждать?

— Столько, сколько нужно. Это все, что я могу сказать.

— Не больно то ты стараешься! Кстати, как тебе удалось одурачить Эрвинс? Она вроде не дура. Почему она помогает тебе? Чем ты ее приманил?

— Ничем я ее не приманивал. Но она сделала правильный выбор.

— Правильный для тебя?

— Правильный для нас троих. В том числе и для тебя.

— Я бы на твоем месте не спешила записывать меня в подружки.

— Только не пытайся ставить себя на мое место. — Килар усмехнулся, но совсем не весело. Не было у него повода для веселья. — Лучше уж сгореть ко всем чертям вместе с ходоками, чем оказаться в моей шкуре.

— Развяжи мне ноги. Обещаю, что не стану дергаться, — она твердо посмотрела