образом из-за условий, частью которых они являются. Например, воспринимаем солнце просто потому, что это чрезвычайно мощный стимул. Но оно было постоянной частью окружающей среды вида на протяжении всей эволюции, и более специфическое поведение по отношению к нему могло быть отобрано условиями выживания (как у многих других видов). Солнце фигурирует во многих текущих обстоятельствах подкрепления: мы перемещаемся на солнечный свет или от него в зависимости от температуры; ждем восхода или захода солнца, чтобы предпринять практические действия; говорим о солнце и его влиянии; и в итоге изучаем солнце с помощью научных приборов и методов. Наше восприятие зависит от того, что мы по отношению к нему делаем. Что бы мы ни делали, а значит, как бы ни воспринимали, факт остается фактом: среда действует на воспринимающего человека, а не воспринимающий человек на среду.

Восприятие и понимание, возникающие в результате вербальных условий, являются еще более очевидными продуктами окружающей среды. Мы реагируем на объект многими практическими способами из-за цвета; выбираем и едим красные яблоки определенного сорта, а не зеленые. Понятно, что мы можем «отличить» красное от зеленого, но когда говорим о знании, что одно яблоко красное, а другое зеленое, то подразумеваем нечто большее. Возникает соблазн сказать, что знание – это когнитивный процесс, полностью отделенный от действия, правда, условия обеспечивают более полезное различие. Когда кто-то спрашивает о цвете предмета, который он не видит, и мы говорим, что он красный, мы ничего не делаем с этим предметом ни в каком другом смысле. Именно человек, который задал вопрос и услышал наш ответ, делает практический отклик, зависящий от цвета. Только при вербальных условиях говорящий может отреагировать на изолированное свойство, на которое нельзя дать невербальный ответ. Реакция на свойство объекта без какой-либо другой реакции на объект называется абстрактной. Такое мышление является продуктом особого вида среды, а не когнитивной способности.

Как слушатели мы приобретаем определенные знания из вербального поведения других людей, которые могут быть чрезвычайно ценными, позволяя нам избежать прямого воздействия условий. Мы учимся на опыте окружающих, реагируя на то, что они говорят об условиях. Когда нас предостерегают от чего-то или советуют что-то сделать, говорить о знании не имеет смысла. Когда узнаем более долговечные виды предостережений и советов в форме афоризмов или правил, можно сказать, что мы обладаем особым видом знания об условиях, к которым они применимы. Законы науки – это описания условий подкрепления, и тот, кто знает законы науки, может вести себя эффективно, не подвергаясь воздействию описанных в них условий. (Разумеется, он будет испытывать совершенно разные чувства по отношению к этим условиям в зависимости от того, следует ли правилу или непосредственно сталкивается с ними. Научное знание «холодное», но поведение, которое оно порождает, столь же эффективно, как и «теплое», которое приходит из личного опыта.)

Исайя Берлин упоминал «особое чувство познания», которое, как говорят, открыто Джамбаттистой Вико. Это «смысл, в котором я знаю, что такое быть бедным, бороться за свое дело, принадлежать к нации, вступать в церковь или партию или покидать их, чувствовать ностальгию, ужас, присутствие вездесущего Бога, понимать жест, произведение искусства, шутку, человеческий характер, что человек преображается или лжет самому себе». Это те вещи, которые человек, скорее всего, узнает через непосредственный контакт с условиями, а не из вербального поведения других. С ними, несомненно, связаны особые чувства. Однако даже в этом случае знание не дается напрямую. Человек может знать, что такое бороться за дело, только после долгой истории, в течение которой научился воспринимать и знать то состояние дел, которое называется «борьбой за дело».

Роль окружающей среды особенно неуловима, когда познаваемым становится сам познающий. Если отсутствует инициирующий познание внешний мир, не следует ли сказать, что сначала действует сам познающий? Это, конечно, область сознания, или осознания, область, в игнорировании которой часто обвиняют научный анализ поведения. Обвинение серьезное, и к нему следует отнестись серьезно. Считается, что человек отличается от других животных главным образом тем, что «осознает свое существование». Он знает, что делает; знает, что у него было прошлое и будет будущее; «размышляет о собственной природе»; следует классическому предписанию «Познай самого себя». Любой анализ человеческого поведения, пренебрегающий этими фактами, был бы неполноценным. А в некоторых анализах так и происходит. «Методологический бихевиоризм» ограничивает себя тем, что может быть открыто для наблюдения; психические процессы могут существовать, но исключены из научного рассмотрения в силу природы. «Бихевиористы» в политологии и многие логические позитивисты в философии придерживаются похожей линии. Самонаблюдение можно изучать и нужно включить в любой достаточно полный рассказ о человеческом поведении. Вместо того чтобы игнорировать сознание, экспериментальный анализ поведения подчеркивает некоторые важнейшие вопросы. Дело не в том, может ли человек познать себя, а в том, что именно он познает.

Проблема возникает отчасти из-за неоспоримого факта приватности: небольшая часть вселенной заключена в человеческой коже. Было бы глупо отрицать существование этого приватного мира, но также глупо утверждать, что, поскольку он приватен, его природа отличается от природы внешнего мира. Разница не в том, из чего состоит приватный мир, а в его доступности. Существует исключительная приватность головной боли, или сердечной, или тихого внутреннего монолога. Она иногда доставляет неудобства (нельзя закрывать глаза на головную боль), но это не обязательно так и, похоже, поддерживает доктрину: знание своего рода приобретение.

Трудность в том, что, хотя приватность и способна приблизить познающего к познаваемому, она вмешивается в процесс, посредством которого тот приходит к знанию чего-либо. Как мы видели в главе 6, условия, при которых ребенок учится описывать чувства, неизбежно дефектны; вербальное сообщество не может использовать процедуры, с помощью которых учит ребенка описывать объекты. Конечно, существуют естественные условия, когда мы учимся реагировать на частные стимулы, и они порождают поведение большой точности. Мы не могли бы прыгать, ходить или делать кувырок, если бы нас не стимулировали части тела. С таким поведением связано мало осознания, и, по сути, мы ведем себя подобным образом большую часть времени, не осознавая стимулов, на которые реагируем. Мы не приписываем осознание другим видам, которые, очевидно, используют подобные приватные стимулы. «Знать» приватные стимулы – это нечто большее, чем просто реагировать на них.

Вербальное сообщество специализируется на самоописательных условиях. Оно задает вопросы вроде: что вы делали вчера? Что делаете сейчас? Что будете делать завтра? Почему вы это сделали? Действительно ли хотите это сделать? Что вы чувствуете по этому поводу? Ответы помогают эффективно подстраиваться друг под друга. Именно потому, что подобные вопросы задаются, человек реагирует на себя и свое поведение особым способом, который называется «знанием» или «осознанием». Без помощи