тут может быть счастье? Это она просто себя уговаривает. Анна перевернулась на бок и прижалась щекой к мягкой, пахнущей чистотой и свежестью подушке, все еще чувствуя на виске его поцелуй.

Через пару минут она заснула, и ей снова приснился кошмар.

Теперь она в монашеской рясе, подпоясанной грубой пеньковой веревкой, продиралась босиком через глубокие сугробы, ноги обжигало холодом, дышать было тяжело. Вокруг громоздились полуразрушенные хрущевки, а высоко в небе поблескивала луна, круглая и почему-то зеленая, совсем как та проклятая звезда в центре пейнита.

Потом она вдруг оказалась в лесу, и прямо под ее ногами на белом снегу горел кровавой каплей Бхаласкар. Он был так прекрасен, так манил ее, что Анна, не в силах противиться наваждению, протянула руку, взяла его и тут же почувствовала, как раскаленный камень насквозь прожег ладонь. В ужасе она пыталась избавиться от него, но не могла – пейнит словно врос в ее кожу.

Потом прямо перед ней на лесной поляне, откуда ни возьмись, возник черный «Мерседес», из него вылез Николай Второй и тоскливым голосом возопил:

– Отда-ай его мне! Он про-оклят!

Анна снова и снова пыталась оторвать пейнит от своей ладони, но у нее ничего не получалось. Тогда Николай Второй взмахом руки призвал отряд большевиков в буденовках со звездами, и она в панике мчалась от них по темному обледенелому лесу, а солдаты с винтовками со штыками наголо преследовали ее.

Николай Второй все кричал ей вслед:

– Отда-ай! Отда-ай!

А она все бежала, падала в снег, вставала и снова бежала.

Потом появилась Алена. Она сидела на дереве, склонив набок головку, точь-в-точь как Аленушка на картине. Завидев Анну, она подняла на нее свои огромные глаза и застонала:

– Помоги мне…

– Как тебе помочь? – кричала Анна.

А Алена опустила голову и грустно смотрела на снег…

Проснулась Анна резко, словно от удара и, ничего не понимая, спросила:

– Где я?

Рядом зашевелилась большая груда из одеял, подушек и покрывала, покряхтела, потянулась, и из-под нее показалось заспанное лицо Степана.

– Ну, в географическом смысле в столице нашей Родины, в социальном – за МКАДом, а по сути – в бегах, – сказал он и еще раз сладко, до хруста в костях потянулся.

– Что? – Анна убрала прилипшие к лицу волосы.

Степан дотянулся до лакированного прикроватного столика и взял свой мобильник.

– Есть хочешь? – ответил он вопросом на вопрос.

И тут у нее в памяти всплыли все события минувшего вечера, даже не всплыли, а вынырнули, резко и болезненно.

– С чего ты решил, что в социальном смысле я «за МКАДом»? – недовольно спросила она, решив, как и он, обходиться только вопросами.

Степан внимательно рассматривал свой телефон, время от времени нажимая на мерцающие клавиши:

– А что, нет?

Анна приподняла одеяло и обнаружила, что лежит совершенно голая, щеки ее тут же залились краской.

– Разве проснуться в такой царской постели, по твоему мнению, быть «за МКАДом»? – поинтересовалась она, а сама подумала, какой марки его парфюм… приятный.

– Есть хочешь? – снова спросил Степан, не отрываясь от своего драгоценного смартфона.

– А с чего ты взял, что я в бегах? – не успокаивалась она.

– А разве нет?

– Нет. – Анна села и потерла глаза. – Сегодня же пойду в полицию.

Степан повернулся к ней и спросил серьезно:

– Зачем?

– Как зачем? Расскажу им, как все было.

Лицо Степана тут же сделалось скучным, и он снова углубился в изучение своего мобильника.

– Это не ты, а они тебе расскажут, как все было… и повяжут, – буркнул он.

– Но я не хочу всю жизнь бегать! – всплеснула руками Анна, и одеяло, как будто давно поджидая этого момента, сползло вниз. Она скорей натянула его до подбородка, и натянула бы еще выше, только тогда неудобно было бы говорить. – Слышишь?

– Слышу.

Анна помолчала немного, но потом не выдержала:

– А что же делать?

Как странно – она спрашивает совета у человека, которого совсем не знает, не понимает и которому не доверяет.

Отложив, наконец, свой телефон, Степан сдвинул брови:

– Я думаю.

– Я тоже думаю, – сказала Анна, желая показать, что и она тут не придаток пустоголовый. Хотя чувствовала себя именно так, милым бесплатным эротическим приложением к его приключениям. Однако ничего удобоваримого придумать не могла. А так хотелось найти какой-нибудь выход, идеальное решение, чтобы все вдруг стало простым и ясным, и все проблемы растворились, как ночной сумрак за окном. Но в голову не приходило ничего кроме – либо пойти в полицию, либо бежать дальше.

– Хорошо, – задумчиво пробормотал Степан. И прозвучало это как-то снисходительно, что ли. Анне стало неприятно.

– Откуда все-таки у тебя деньги на такой номер? Надеюсь, ко всем преступлениям мне потом не добавят еще и долг за гостиницу? – спросила она, вложив в тон весь свой запас сарказма.

– Деньги? Деньги из банка, конечно, откуда же еще? – невинно ответствовал Степан.

Анна собралась сказать что-нибудь колкое и едкое, чтобы прямо так вот и пригвоздить его, но не нашлась… и стушевалась.

Протянув свою жилистую ручищу к стене, Степан нажал одну из кнопок на золотистой панели, и толстенные портьеры темно-зеленого цвета медленно разъехались в стороны, освобождая окна – в истомившуюся по свету спальню хлынуло солнце.

Погода за окном стояла на редкость ясная и оптимистичная, на небе не было ни облачка, и ветра, судя по всему, тоже не было – ни дать ни взять, идеальное зимнее утро для самых радужных мыслей о будущем. Но… всегда почему-то находилось это «но», будь оно проклято!

Степан встал, и его широкая мускулистая спина загородила весь свет, да и вообще весь мир. Только он направился в ванную, как его телефон призывно затрубил.

Анна протянула ему мобильник и тактично отвернулась, не гоже подслушивать чужие разговоры. Степан, тоже отвернувшись к окну, радостно сказал: «Привет, котик», и комнату вдруг огласил звонкий женский смех:

– Степушка, наконец-то! Ну где тебя носит? Никак не могла до тебя дозвониться.

Внутри у Анны что-то ёкнуло, и ей захотелось закопаться поглубже в подушки, а для верности еще заткнуть уши одеялом.

Степан быстро нажал нужную клавишу, чтобы отключить громкоговоритель, и женский голос исчез.

– Да, дорогая… Конечно… – он говорил мягко и ласково. – Нет, а вот это, я думаю, не лучшая идея… Приеду, если ты выполнишь свое обещание… Нет, можешь даже не сомневаться… Хорошо… Я тоже тебя целую.

Анна сидела и слушала это сюсюканье – «Степушка», как мило, «Я тоже тебя целую», еще милее – и ей казалось, что она медленно проваливается в пропасть, серую и бездонную, как ее одиночество.