«Убийца».

«Убийца».

«Убийца».

– Мы получили о нем информацию. Это позволило проследить вашу с ним связь. Или, вернее сказать, с вашей кухаркой.

Она покачала головой.

– Это же быдло, сударыня. Зачем вы пытаетесь покрывать таких, как он?

Слишком поздно, теперь уже не удержаться.

– Если бы я покрывала, – с гневом выпалила она, – то было бы несколько поздновато, вы не находите?

Он искренне рассмеялся:

– Какой пафос! Люблю видеть в женщине такой темперамент. Становится все забавнее.

Она гневно посмотрела на него, надеясь лишь на то, что не слишком себя выдала.

– А сейчас об этом несчастном молодом человеке, – продолжал он. – Кому-то из нас придется поговорить с его матерью.

– Это легко устроить.

– Но вы так и не сказали, почему не признали его.

– Если вы говорите про тех двоих, которых вы повесили в Буонконвенто, оба были так изуродованы, что вряд ли кто-нибудь смог бы их опознать.

– Вы считаете меня человеком жестоким? – Он выглядел оскорбленным.

– Я этого не говорила. Но это было ужасающее зрелище. Я лишь на секунду смогла бросить взгляд и тут же отвернулась.

– Разумеется, зрелище было малоприятное. Но видите ли, я за вами внимательно наблюдал и своими глазами видел, что вы смотрели.

– Нет, не помню.

– Мы очень любим по мере сил выводить на чистую воду родственников.

– Если это действительно был наш Альдо, то он был всего лишь мальчишкой.

Он бросил на нее скептический взгляд:

– Ну да, мальчишкой, который без зазрения совести готов был убить любого из нас. Вы бы очень удивились, когда узнали бы, насколько молоды некоторые из них.

Он помолчал.

– А теперь, я полагаю, вам было бы любопытно узнать, что мы собираемся предпринять?

Ее горло сжалось.

– Что ж, я допускаю, что на особу женского пола, принадлежащую к высшим слоям общества, на женщину с вашей тонкой душевной организацией зрелище двух повешенных могло произвести такое страшное впечатление, что вы не узнали этого партизана, Альдо.

– Ради бога, Альдо не мог быть партизаном.

– Откуда вы это знаете?

Она не могла подобрать слов и судорожно сглотнула.

– Графиня!

– Клянусь, я не знала, что это он. Если я и смотрела, то, честное слово, не помню этого. Помню только ужасное потрясение при виде вздернутых на виселице людей. Это зрелище… Мне и в голову не пришло, что один из них мог быть Альдо.

– Хорошо, будем надеяться, что вы говорите правду.

Он помолчал.

– Во всяком случае, я лично не сомневаюсь, что у вас есть способ вознаградить нас за нашу снисходительность.

– Да? И каким же образом?

– Позволить нашему коменданту Шмидту что-нибудь сыграть на вашем фортепиано, я это имел в виду.

– А что насчет вас?

– Меня? Мне очень нравятся ваши картины, графиня.

– Понимаю.

– Я еще загляну к вам… побеседовать с вашей кухаркой. Когда дело касается людей, сочувствующих партизанам, мы всегда начеку.

С этими словами он щелкнул каблуками и быстрым шагом вышел из комнаты. Она услышала, как Джулия, их служанка, провожает его, потом раздался звук отъезжающего автомобиля, и София сразу же бросилась в туалетную комнату; там ее рвало до тех пор, пока в желудке не осталось ничего. Конечно, Кауфман не поверил тому, что говорила ему София, но тогда какую игру он ведет с ней и с какой целью?

Январь 1944 года

В то январское утро Софию разбудили церковные колокола. Лоренцо продолжал спать, а она потихоньку выбралась из постели, выглянула в окно, и у нее перехватило дыхание: пейзаж за окном волшебным образом изменился. Она обожала первый снег: небо цвета лаванды, в неярком солнечном свете воздух словно мерцает, переливается и струится, и все крыши припорошены тонким слоем белого снега. Однако, глядя на черные очертания деревьев, которые четко выделялись на ярком фоне полей, накрытых великолепными белоснежными коврами, она испугалась: каково же сейчас скрывающимся в лесах партизанам? Все жители деревни старались по возможности помогать им: женщины без устали вязали теплые свитеры и шарфы, но этого было мало, и, чтобы выжить, людям в лесах приходилось разжигать костры, которые могли выдать их местонахождение врагу.

Однако в помощи нуждались не только партизаны. Отряд Марко совершил нападение на продовольственные склады немцев, и эта операция оказала партизанам серьезную поддержку. Но к концу декабря по дорогам, через близлежащие леса потянулись десятки бездомных мужчин, женщин и детей, которые прорывались на юг, на территорию, занятую силами антифашистской коалиции. София организовала раздачу еды хотя бы некоторым из них, но для всех провизии не хватало. Среди бродяг попадались и беглые британские военнопленные, которые либо сами вырвались из плена, либо были освобождены итальянскими солдатами, но весь район был буквально наводнен немцами, поэтому положение этих британцев, и без того нелегкое, усугублялось опасностью снова быть схваченными, особенно в условиях лютой зимы. Кое-кто из фермеров, из тех, кто постарше, предоставили им временное укрытие, но одному богу известно, смогут ли они прорваться через линию фронта и каким образом. В день праздника Рождества по радио передали, что Пиза подверглась бомбардировке.

Кауфман, как и обещал, снова явился, чтобы допросить Карлу, но после бесполезных запугиваний и угроз понял, что больше ничего здесь не добьется, во всяком случае пока. София очень боялась, что в отместку за нападение на склады немцы казнят пятерых мужчин из Кастелло, но они, похоже, удовлетворились повешением Альдо и Лодо. София испытала глубочайшее облегчение, узнав, что оставшиеся в деревне мужчины – глубокие немощные старики. Перед самым отъездом из Кастелло, после разговора с Карлой, Кауфман потребовал еще раз позволить ему полюбоваться святым Себастьяном. Несколько минут он, молча потирая руки, смотрел на картину, потом застыл, расправил плечи и ушел. В глазах его София успела подметить искорки, недвусмысленно говорящие о его желании заполучить это полотно, и, забеспокоившись, она уже хотела спрятать картину подальше, а на все вопросы отвечать, что продала ее, но в конце концов отказалась от этой мысли.

София спустилась; внизу стоял зверский холод. В узеньком коридорчике, ведущем к черному выходу, она наткнулась на Максин с Марко; склонив друг к другу головы, они украдкой о чем-то перешептывались. Софию это слегка покоробило, отчасти потому, что она все еще была в ночной рубашке, лишь накинула на плечи шерстяной платок, но главным образом потому, что она не давала позволения Марко оставаться в своем доме на ночь. А он, судя по всему, остался до утра. Некоторое время она молча наблюдала за ними, пока они, почувствовав ее присутствие, не повернулись к ней.