— Значит, идею встречи со мной вам подала Эсмира?

— Да. Она предложила мне приехать и поговорить с вами.Уверяла, что вы меня поймете.

— И как вы думаете, мне это удалось?

— Безусловно. В ваших глазах я видела понимание моей боли,моего состояния. А для меня такое понимание сейчас — самое важное.

— Я могу поговорить с матерью Парвиза?

— Она в ужасном состоянии, но я попытаюсь ее уговорить.Только недолго. Не нужно тревожить несчастную женщину.

— Договорились. У меня последний вопрос: у него быликакие-нибудь совместные коммерческие интересы с братьями?

— Разумеется, нет. По-моему, они его даже не очень любили.Никаких коммерческих дел они совместно не вели, это абсолютно точно. И дажеразговоров на подобную тему не было, это я точно знаю.

— Спасибо, — сказал Дронго и предусмотрительно поднялся спредательски заскрипевшей скамьи.

— Она сейчас в доме?

— Да. Идемте за мной, я провожу вас в дом, — предложилаНармина. Когда они вышли из беседки, Нармина вдруг тихо сказала:

— Мне кажется, Эсмира в вас влюблена.

Они прошли к дому. Нармина провела его через две комнаты, вкоторых сидели мужчины и женщины. В небольшой комнате, находившейся рядом скухней, была спальня матери Парвиза, очевидно, оборудованная здесь специальнодля нее, чтобы она не поднималась на второй этаж.

Дронго вошел в комнату, наполненную запахом лекарств. Пожилаяженщина сидела на кровати с потухшими, красными от слез глазами. Он иногдавстречал такие глаза — они выражали крайнюю степень горя, когда человек словнопереходит некий порог чувствительности. Она даже не посмотрела в его сторону,когда он вошел. Стоявшая рядом медсестра укоризненно покачала головой. На стулесидела еще одна пожилая женщина. Оказалось, это была сестра матери убитого.

В углу стоял столик с небольшим цветным телевизором. Другойугол занимала палка старухи, сделанная из полированного дерева. Дронго подошелк палке. Это было настоящее произведение искусства. Очевидно, палку покупали забольшие деньги или заказывали специально для больной пожилой женщины. Онповернулся к кровати и поклонился.

— Арзу-ханум, это друг Рагима и Эсмиры, — представила егоНармина. — Он хочет с вами поговорить.

Старуха подняла глаза. Ей было не так много лет. В Бакуженщины жили по восемьдесят лет и даже по девяносто. Ей не было дажесемидесяти, но на него смотрела разбитая горем глубокая старуха.

— Простите меня, — сказал Дронго, не смея сесть. — Я хочувыразить вам свои соболезнования.

Она молча кивнула. Задавать любые вопросы в таком положениибыло абсолютно невозможно. Попрощавшись, он вышел из комнаты. Нарминапоследовала за ним.

— Я не могу говорить с ней, — признался Дронго, — она втаком состоянии, что ее лучше не трогать.

— Да, лучше… У нее еще обострился радикулит, наступиласердечная недостаточность. Просто не знаю, как ей и помочь.

— Она ходила по даче?

— Конечно, ходила с палочкой. В последние дни оначувствовала себя неплохо. Если бы не младший сын, она бы еще жила много лет.

— Горе способно укоротить нашу жизнь, а счастье — продлитьгоды, — произнес Дронго неожиданно даже для самого себя. — Извините меня, ялучше уйду.

Нармина кивнула. Он вышел из дома и увидел Рагима Самедова,стоявшего в группе мужчин.

— Я еще вернусь, — сообщил ему Дронго.

— Я останусь пока тут — очень много людей приехало, мненужно их принимать. Сейчас и Анвер подойдет. А на даче остался Бахрам. Эсмира вдоме. Если вам что-нибудь будет нужно, они вам помогут.

— Спасибо. Я поговорю с вашей женой, — сообщил Дронго,направляясь к дому Эсмиры.

Он увидел Бахрама, мывшего автомобиль. Прошел в дом,поднялся по лестнице в гостиную. На столе стояла небольшая статуэтка,изображавшая семью, — отец, мать и ребенок застыли в танце. Композиция была такискусно вырезана из цельного камня, что Дронго невольно залюбовался. И в этотмомент услышал голос за спиной:

— Это камень из Африки. Нам его привез друг Рагима, дипломатиз Египта.

Дронго обернулся. Эсмира успела переодеться и спустилась вгостиную в светло-сером платье с золотистым отливом.

— Да, я купил похожую в Сан-Сити, в Южно-АфриканскойРеспублике, — кивнул он.

— Вы были в ЮАР?

— Где только я не был! Объездил почти все континенты, был всемидесяти странах…

— Почти все… — повторила она, подходя к нему ближе. — А гдевы не были?

— В Антарктиде и в Австралии. Но надеюсь, что попаду и туда.

— Что вам пообещал мой муж? Он говорил о вашем гонораре?

— Нет, мы обсуждали возможности моей работы.

— Значит, вы сами не позволили заговорить о деньгах, —поняла она.

— Возможно, — согласился Дронго, — но, поверьте, мне меньшевсего хотелось об этом думать.

Она подошла совсем близко. Он почувствовал запах ее волос,аромат духов.

— Новый запах от «Армани»?

— А вы по-прежнему душитесь «Фаренгейтом»? — откликнуласьона. И продолжала: — Вы знаете, я думаю, что аромат парфюма меняется взависимости от того, кто его употребляет. Вам подходит «Фаренгейт». Хоть он истаромоден, но вызывает приятные ассоциации. Кроме того, он агрессивный ивызывающий. Это в вашем стиле, хотя рядом со мной вы почему-то теряете свойнапор. Я много слышала о вас, но не думала, что вы окажетесь таким робким.

— Это вызов?

— Да! — Она придвинулась еще ближе. Теперь они стояли, чутьли не прижавшись друг к другу.

— Весь вечер вы бегаете по дачам, пытаясь выяснить, кто могударить двоюродного брата моего мужа, — прошептала она. — Я открою вам секрет:его могла ударить любая из нас. И он этого вполне заслуживал!

— Мне показалось, что вы не всегда были откровенны, — сказалДронго, глядя ей в глаза.

Она сделала шаг назад:

— Что вы хотите сказать?

— Вы намеренно вызвали Нармину к своей матери, чтобы онарассказала мне о своем муже. — Он не спрашивал — он констатировал факт.

— Да, — с вызовом сказала она, — именно так! Я хотела, чтобывы выслушали его жену и поняли, какой человек погиб. Он вел себя не простобезнравственно — он вел себя вызывающе нагло. И наверно, где-то наверху ангелсмерти решил, что его пора забирать. И его забрали. Надеюсь, что родственникипростят мне такое кощунство.