— Выдумали же эти люди «немагические» источники света! Темно как в… — ругаюсь я, напрягая зрение, и семимильными шагами несусь вниз по каменной лестнице.

— Тревога! — истошно завопил стражник и опрометью бросился к колоколу, закрепленному на стене. — Тревога! Чужаки!

Тень метнулась к нему и крикун, пару раз нелепо дернувшись, сполз на пол, так и не успев достать оружие из ножен.

Кивнув женскому силуэту, все еще скользящему во тьме, я спешу дальше. У меня совсем мало времени, и оттого сердце с каждым шагом все набирает обороты.

Длинный коридор с серыми стенами и пирамидками-лампами. Еще одна дверь. За ней, должно быть, стража… Так и есть.

С моих уст срывается едва различимый шепот. Взмах руки и один из стражников в красном камзоле, закатив глаза, валится на пол в беспамятстве. Его товарищ, совсем еще юный, с ужасом глядит на меня и бросается наутек.

— Прости, — усмехаюсь я, нагоняя беглеца и прижимаясь к его спине. — Тебе повезло чуть меньше.

Парнишка с отчаянием смотрит на торчащий из груди кусок металла и расплывающееся темно-алое пятно на выглаженной, отстроченной военной форме.

— Прости, — повторяю я, выдергивая клинок из бездыханного тела. — У-меня-слишком-мало-времени.

Бросаюсь к первой двери. Резким движением отодвигаю задвижку на уровне глаз: заглядываю в камеру через узкую щель. Пусто.

Вторая дверь, третья… Десятая… Двадцатая. Опрометью бросаюсь обратно к каменной лестнице.

«Черт! Нужно подняться на этаж выше!» — бьется в голове мысль, заставляющая позабыть об осторожности.

Снова дверь камеры. Снова задвижка. Пусто… Пусто. Пусто!

Я в ярости пинаю железную дверь и бросаюсь еще выше.

Здесь уже кто-то поработал: стражники аккуратно уложены в уголке голова к голове.

— Эд, ну ты и педант, — непроизвольно растягиваются мои губы в усмешке.

Последний этаж тюремного отсека. И если он не здесь, то все это вновь было зря.

Повторяю отработанные на двух предыдущих этажах действия: отодвинуть задвижку, заглянуть, выругаться, ринуться к следующей двери.

Осталась лишь пара камер: «Неужели снова провал?»

С замиранием сердца заглядываю внутрь…

— Арис Лайн-Этор?

Старик, проснувшись, резко уселся на своем жестком топчане.

— Да, я, — хрипловато отозвался узник. — А ты кто такой?

— Пап… — голос вибрирует от волнения. — Это я. Велор.

Не ответ, а скорее, дрожащий детский лепет.

Пару секунд старик с ошалелым видом молча пялится на меня.

— Ах-ха-хааа! — повалился безумный обратно на лежак. Его длинные волосы, собранные в аккуратную косу, змеей расстелились по подушке. — Аа-ха-ха! Ха-ха-хаа!

Пока старик веселится, я ковыряю отмычкой в замке. Руки дрожат и совершенно меня не слушаются. Но едва я отворил дверь, смех узника оборвался. Мужчина тут же поднялся на ноги и утер ладонями заслезившиеся глаза.

— Сын… Я знал, что когда-нибудь вы придете за мной! Всегда знал!

* * *

Мои глаза распахнулись сами собой. Страшный, гулкий звон, доносящийся с улицы, прервал мой и без того тревожный сон.

От испугу в одночасье вскочив с постели, я, запутавшись в простыни ногами, упала прямо на пол. Попыталась встать, но, наступив на подол платья, снова оказалась на полу.

— Да чтоб тебя, — впотьмах принялась ругаться я, потирая саднящий от ушиба подбородок.

Вернув себе наконец вертикальное положение, я выскочила в коридор. Не преминув поплотнее завернуться в ту самую злосчастную простынь по самое горло, чтобы никто не догадался, что вчера я ни с того ни с сего уснула в одежде.

— Что произошло? — поглядела я на перепуганную Офелию, выглядывающую из комнаты дочери.

— Не знаю, — растерянно отозвалась она. — Юджин! Почему звонят? — схватила женщина парня, под руку. — Что случилось?

— Не сейчас, мама! — раздраженно воскликнул тот, отчаянно сражаясь с камзолом. — Мне нужно идти!

Госпожа Роджи отпустила сына и все с теми же тревогой и непониманием уставилась на мужа, только поднявшегося с первого этажа.

Юджин тем временем, что-то бубня себе под нос, почти кубарем скатился по лестнице и был таков.

— Успокойтесь, — строго проговорил господин Роджи, обращаясь ко мне и своей жене. — Это не военный набат, так что опасаться нечего. Возвращайтесь в спальни.

Послушно вернувшись к себе, я вновь, не раздеваясь, улеглась обратно в прохладную постель и принялась бездумно таращиться в потолок.

— Проклятые колокола! — сердито брыкнула я одеяло.

Что снилось мне до пробуждения, я, вырванная из сна так резко, теперь уже вспомнить не могла. Однако в душе нарастала и крепла тревога, словно я забыла о чем-то важном. Только вот о чем именно я забыла, определить источник этой самой тревоги, я никак не могла.

Не выдержав нервного напряжения, я привстала и отворила окно. Рассвет еще даже не забрезжил: глубокая ночь. Но особо любопытные граждане также как и я выглядывали из окон на улицу и испуганно озирались, пытаясь углядеть, из-за чего же все-таки шум.

Я вдохнула ночной сырой воздух и вернулась в постель. Сняв с себя платье, я постаралась забыться сном, но не вышло. И спать не спалось, и сил встать не было.

Так я и пролежала, не сомкнув глаз, до самого рассвета.

* * *

— Вы сотворили чудо! — восторженно восклицала Офелия, обнимая доктора Берима. — Вы сотворили…

Животик доктора Берима забавно колыхался каждый раз, когда госпожа Роджи нападала на его обладателя с объятиями.

— Достаточно, Офелия, — улыбнулся господин Нолан, беря жену под руку.

— Но ведь это чудо! — продолжала пищать женщина со слезами на глазах.

Я стояла в сторонке у очага, не спеша помешивала кашу в чане и, навострив уши, прислушивалась к разговору.

— По правде говоря, — забасил доктор, снова зажимая подмышкой свою суму, — я поражен! Серая лихорадка не отступала еще ни от одного из моих пациентов! Это и впрямь чудо какое-то…

Офелия благоговейно сложила руки.

— Значит, я не зря всю ночь молилась Атайе. Она услышала мои мольбы, вернула моей девочке жизнь! — карие глаза женщины заблестели, увлажнились.

— Хм… — недоуменно покачал головой доктор и его маленький ротик вытянулся буковкой «о». — В любом случае, я рад, что вашей дочери лучше. Продолжайте делать травяные примочки и поить ее отваром, чтобы хворь не вернулась ненароком.