— Не знаю, — пожала я плечами и тоже поглядела вслед старику-изобретателю. — А вот его спутник, похоже, уходить не торопится, — с недовольством заметила я.

Господин Гуно и впрямь продолжал сидеть за столом. Он постукивал тонким пальцем по столешнице и терпеливо ждал свою воду.

— Неприятный тип этот Гуно. Юджин мне о нем рассказывал, — негромко процедил Нолан. — Я сам отнесу ему его заказ, а ты займись другими посетителями.

Я с благодарностью поглядела на мужчину.

— Хорошо. Спасибо, господин Роджи!

Нолан тряхнул бородой и вышел из-за стойки, уступая мне место.

* * *

К вечеру температура у Ияри вновь поднялась, а мои «чудодейственные», как говорила Офелия, снадобья, больше не помогали. И ко всему прочему, доктор Берим, к ужасу всего семейства, и меня в том числе, утвердился в своем первоначальном диагнозе: серая лихорадка.

— А как проявляется эта «серая лихорадка» — вполголоса спросила я у Юджина, понуро сидящего в кресле гостиной.

Парень нехотя поднял на меня взгляд.

— Жар, беспамятство, — еле ворочая языком, начал он. — Кожа приобретает сероватый оттенок, а сам человек…

Продолжать Юджин был не в силах, но я и сама догадалась, чем все заканчивается.

— Но неужели нельзя ничего сделать? — сглотнула я, присев на подлокотник кресла.

Парень промолчал, а я дрожащей ладонью погладила его по плечу, желая оказать хоть какую-то поддержку. Юджин вздрогнул, а затем потянулся к моей руке и крепко сжал ее.

— У тебя такие теплые руки, — тихо проговорил он, все крепче сжимая мои пальцы.

— Пойду заменю госпожу Роджи, — пролепетала я, аккуратно высвобождаясь из захвата, но парень, пребывая в раздумьях, продолжал удерживать меня.

— Юджин… — смущенно пропыхтела я, и он, пусть и нехотя, но все же мою ладонь отпустил.

Я тут же мышкой юркнула в коридор и поднялась наверх.

«Черт! Неужели Юджин умудрился словить стрелу Амура? — я вымученно скривилась, замерев перед дверью комнаты Ияри. — Только этого мне сейчас не хватало…»

— Госпожа Роджи, — собравшись с мыслями, тихонько вошла я.

Женщина сидела на краешке кровати девочки и то и дело судорожно всхлипывала.

— Госпожа Роджи, — снова позвала я, и лишь тогда Офелия подняла на меня покрасневшие глаза. — Давайте я побуду с Ияри, а вы отдохните.

Однако Офелия отрицательно помотала головой.

— Но вам нужно хотя бы немного отдохнуть, — с нажимом произнесла я.

— Нет. Я не оставлю дочь в таком состоянии! — зло глянула женщина на меня и крепко сжала маленькую ручку девочки, лежащую поверх одеяла.

Я вздохнула и переминулась с ноги на ногу.

Запах в комнате стоял отвратительный: травы Берима, затхлость, болезнь…

— Госпожа Роджи, вам нужны силы, чтобы бороться за жизнь Ияри, — глядя в бледно-серое личико девочки, прошептала я. — Не хотите спать? Я вас не принуждаю. Но вы хотя бы поешьте…

Офелия вновь упрямо помотала головой.

— Я не смогу, — прошептала она, вновь хлюпая носом.

— Мама, пойдем, — вдруг вошел в комнату Юджин. — Пойдем. Лиза побудет с ней. Пойдем. Тебе нужно поесть.

Женщина вдруг послушно поднялась, цепляясь за руку сына, и на нетвердых ногах побрела прочь из комнаты. Я с жалостью проводила их взглядом и не спеша уселась на стул, приставленный к кровати. Тяжелый вздох сдержать не смогла.

Мне очень нравилась Ияри. Не по годам рассудительная, заботливая, добрая девочка. И это было чудовищно несправедливо! Она не должна умереть вот так, посерев и высохнув.

Я попыталась задержать дыхание, чтобы не дать волю слезам, но соленые капельки упорно грозились сорваться и покатиться по щекам.

— Борись, Ия! — вдруг отчаянно прошептала я, сама того не ожидая. — Ты же сильная! Борись! Прошу..

Но Ияри продолжала безмолвно лежать, приоткрыв ротик. Пухлые детские губки, когда-то нежно розовые, теперь посинели, а щеки впали.

«Какая страшная и быстротечная болезнь! — опечаленно склонила я голову, утирая градом катящиеся слезы. — Девочка же сгорит всего за пару дней! А местная медицина и Берим со своими травами…»

И вдруг, совершенно позабыв о мерах предосторожности, позабыв о том, что никому в этом мире досель неизвестно, насколько заразна серая лихорадка, я потянулась ко лбу девочки дрожащими пальцами.

Едва я коснулась липкого детского лобика, с моих пальцев сорвались зеленоватые всполохи. Ияри тяжело вздохнула и слегка приподнялась, выгнувшись. А я тут же с испугом одернула руку и едва не завалилась навзничь вместе со стулом.

— Что это?! — дыша, словно только что пробежала марафонскую дистанцию, разглядывала я свои пальцы. — Это же…

Дрожащей рукой я снова потянулась к девочке. И вновь, едва я ощутила, как прикасаюсь к ее руке, с пальцев сорвались огоньки.

Девочка снова тяжело задышала, когда я принялась гладить ее по маленькой светлой головке. Огоньки проворно скользили по коже и волосам Ияри и исчезали где-то в глубине, возвращая в ее маленькое тельце жизнь и здоровые краски.

— Это невероятно! — шептала я, видя, как дыхание ребенка выравнивается, становится спокойнее. — Это же просто…

— Что ты делаешь? — раздался суровый голос за моей спиной.

Я обернулась. На пороге стоял Нолан Роджи и внимательным ясноглазым взором следил за мной.

— Ничего! — испуганно вскочила я на ноги, но тут же пошатнулась. И если бы я вовремя не оперлась о кровать Ияри, точно рухнула бы на пол. — Ох, — выдохнула я, зажмурившись.

Комната в мгновение закружилась, а перед глазами замелькали темные мушки — предвестники обморока. Нолан поспешил ко мне и помог обрести относительное равновесие.

— Сегодня был трудные день. Ты устала. Иди ка спать, девочка, — строго проговорил он, все еще с подозрением глядя на меня и выпроваживая из комнаты. — Сама-то дойдешь?

Я оперлась о стену и согласно кивнула. Коридор тоже пустился в хоровод вокруг меня, но на сей раз, держась за руку мужчины, я стояла на ногах твердо.

С трудом добравшись до своей комнатенки, я еще немного постояла, прижавшись лбом к прохладной каменной стене. Отдышавшись, я с трудом приоткрыла дверь. Пошатываясь, добралась до постели и тут же рухнула на нее.

— Теперь я смогу помочь Ияри, — прошептала я в подушку, счастливо улыбаясь.

Я попыталась приподняться, чтобы хотя бы стянуть с себя рабочую одежду, насквозь пропахшую едой, но еще секунда и мои глаза сами собой сомкнулись.

Так я и забылась крепким сном на своей односпальной нерасправленной кровати.

Ночь. В коридорах темно. Только треугольные лампы светят тускловатым желтым светом.