Елена подала знак своему мрачному компаньону. Тот сзадиподошел к Надежде и, как клещами, сжал ей локти, чтобы она не могла сдвинутьсяс места. Сама Елена вынула из кармана зажигалку, щелкнула ею и поднесла язычокпламени к Надеждиному лицу.

— Знаешь, как пахнет горелое мясо?

Сейчас узнаешь, если, конечно, не будешь отвечать на моивопросы.

— Я ничего не знаю! — поспешила заверить ееНадежда, все это ей начинало уже очень не нравиться.

Шутки шутками, но эти бандиты были настроены очень серьезно.За ними уже целый хвост убийств, им уже все равно.

— А я пока еще ни о чем не спросила, только собираюсьзадавать вопросы.

— Не трогайте ее! — закричала из угла Алка. —Она тут ни при чем! Это мой муж, меня и пытайте! Я вам все равно ничего нескажу, а ее оставьте в покое! — От волнения у Алки было плохо с логикой.

— Сиди, милая, и не рыпайся, до тебя тоже дойдет.Только, насколько я тебя знаю, сомневаюсь я, чтобы от тебя можно было узнатьчто-то полезное. Ты нам для другого нужна — на мужа твоего давить.

Он ведь в тебе, кажется, души не чает — вот и попробуй поймиэтих мужиков.

Даже при слабом свете переносного фонаря, едва освещавшемкелью, Надежда увидела, как по лицу ее подруги разлился румянец истинногосчастья при последних словах тюремщицы.

— Как вы нашли этот замок? Как вы вышли на нашслед? — Елена поигрывала зажигалкой перед самым лицом Надежды, товыбрасывая язычок пламени, то гася его.

— Замок мы нашли, следуя за вами по пятам, можносказать, вы нас сами к нему привели. А следовать за вами было очень просто. Позапаху. Это же мои самые любимые французские духи, а у меня очень хорошееобоняние.

Надежда тут же пожалела, что не смогла удержаться от этойреплики, но нельзя же было сказать, что у них есть фотография окна и кускастены, где предположительно замурована Библия. Кстати, а где же фотография?Сюда в замок они пришли налегке, у Алки был мешок сухарей и Кеша в клетке, а уНадежды — веревка, отвертка, что-то там еще. Деньги и документы они оставили ухозяина кафе, он производил впечатление честного человека, но с фотографиейАлка не захотела расстаться, хоть Надежда и помнила наизусть, что там показано.Алка спрятала привет от Петюнчика на груди, наверное, там он и находится.

Как бы этой зловредной бабе не пришла в голову мысль ихобыскать, Алка будет драться за фотографию, как львица, и может пострадать,ведь их все-таки трое.

Пока Надежда размышляла, Елена удивительно сильно дляженщины ее комплекции ударила Надежду в солнечное сплетение, так что звездыпосыпались из глаз и перехватило дыхание.

— Ну что, расхотелось острить, может, еще добавить дляпрофилактики?

— Какого черта? — рассвирепела Надежда. —Всякая тут будет меня лупить почем зря! Мы вас и не собирались искать, нужны вынам больно. Да мне на твою рожу смотреть и то противно! Мало я тебярасцарапала!

Елена опять влепила ей затрещину, Надежда уже как-топритерпелась, и было не так больно.

— Будешь ты, наконец, говорить нормально? Как вы насвыследили? Этот придурок Тимофеев как-то ухитрился передавать вам информацию?

— Ага, гречку на дорогу сыпал, какМальчик-с-Пальчик! — усмехнулась Алка из угла, ей хотелось отвлечь врагана себя, потому что Надежде приходилось нелегко.

Но Елена даже не обернулась на Алкин возглас, а обратилась кНадежде:

— Вы должны знать, где этот гад скрывается!

— Я только что от вас узнала, что ему удалось сбежать.Не скрою, это самая приятная новость, которую я услышала за последние дни. Такчто я ничего не знаю о том, где он может находиться.

— Это ты так говоришь. А у меня почему-то совершеннонет настроения тебе верить. Все, время дорого, сейчас будет оченьбольно. — Елена снова поднесла к Надеждиному лицу горящую зажигалку.

В это время с грохотом распахнулась дверь, и в келью вошелчеловек огромного роста и жуткой внешности. Лицо его поражало тупостью иотсутствием всякого выражения. Это бессмыслие было страшнее злобы и свирепости.Вошедший был так велик, что в комнате, которая и так была достаточно тесна,стало просто невозможно повернуться. Надежду оттеснили в угол к Алке.

— Алка, — прошептала она, — наши врагимножатся, как мухи-дрозофилы.

— Да уж я вижу, а ты говорила, что осталось всеговосемь.

— А Герберта ты вычеркнула?

— Не успела, но все равно получается восемь с этимчучелом, — она кивнула на вошедшего. — Плохо ты, Надежда, считала!

— Я все правильно считала, просто они этого тут наняли.Через границу такого тащить — это совсем ума не иметь, его же за одну рожуарестовывать надо!

Елена спросила вновь пришедшего недовольным голосом:

— Тимоха, ты чего притащился? Тебе же было ведено входстеречь!

Надежда отметила про себя, что до сих пор знала толькоодного кота с таким именем, и надо сказать, что кот был гораздо симпатичнее иумнее.

Дебильного вида Тимоха встревоженно промычал:

— Т-там м-менты!

— Я же вам говорила, — обрадоваласьНадежда, — что к вечеру полиции сюда понаедет видимо-невидимо.

— Ты еще будешь выступать! Молчи лучше!

Пока Елена обдумывала ситуацию, Надежда внимательнорассматривала Тимоху.

Одет он был в старые засаленные брюки и теплую клетчатуюрубашку. В кармане рубашки Надежда заметила очень знакомый предмет.

— Алка, — завопила она, — разреши тебепредставить Бледного Эрика! Посмотри только, что у него в кармане!

Алка смотрела недоуменно, и Надежда вспомнила, что у Алкинет дачи, этой каторги современных горожан. Алка не проводила выходные иотпуска, подставив лучам солнца и свежему ветерку исключительно пятую точку.

— Алка, это же культиватор!

Действительно, из кармана рубашки у Тимохи торчало этосельскохозяйственное орудие в виде железной лапы с ручкой.

При соприкосновении лапы не с сорняками, а с лицом жертвыполучались жуткие царапины.

— То-то я смотрю, мне царапины эти что-то напоминают! Ана саван простыни в деревне таскаете? — обратилась Надежда к Тимохе, нотот тупо молчал.

— Смываемся! — опомнилась Елена. — Этим —кляп в рот и уводим с собой.

Тимоха, с этой сволочи, — она указала наНадежду, — глаз не спускай, от нее всего можно ожидать. Если что — придушималенько, — не совсем, а чтобы не рыпалась.

Последние слова Надежде очень не понравились, особенно когдаона посмотрела на Тимохины руки — огромные, толстые, с корявыми пальцами. Онапредставила эти лапы у себя на горле, и ей стало очень нехорошо.