— Ужас! — содрогнулась Алка. — Хорошо, что тызаметила эту дыру.

— Сникер-рс! Съел — и пор-рядок! — совершенно не кместу завопил Кеша.

— Кеша, средневековая архитектура плохо действует натвои умственные способности!

— Лекар-рство… вимпоцетин! — парировалоскорбленный попугай.

Осторожно обойдя колодец, дамы продолжили свое опасноепутешествие. Коридор начал полого спускаться, затем спуск стал круче ипостепенно превратился в достаточно крутую каменную лестницу. Надежда шлавпереди, внимательно осматривая каждую ступеньку, Алка тащилась сзади, похрустываясухарями.

— Опять лестница!

— Алка, не останавливайся! Спускаться — не подниматься.Мы же были наверху, на галерее, значит, должны идти вниз.

Лестница закончилась, и дамы оказались в небольшойквадратной комнате без окон и дверей. Дальше идти было некуда.

— А теперь что? — с интересом осведомилась Алка.

Надежда рассердилась и хотела было ответить, что она не ИванСусанин и понятия не имеет, куда они зашли, как вдруг позади них и нескольковверху, то есть там, откуда они спустились, раздался звук, удивительнонапоминающий звук закрывшейся двери. Надежда оттолкнула Алку и буквальновзлетела по крутой каменной лестнице. Звук не обманул: там, откуда ониспустились, там, где начиналась лестница и где следовало быть темному сыромукоридору, была плотно закрытая, обитая железом дубовая дверь. Две немолодыеавантюристки и говорящая птица были надежно заперты в плохо проветриваемомсыром подземелье.

Осознав этот факт, Надежда медленно спустилась вниз,осветила темную тесную камеру со своей старой подругой посредине и спросилабезнадежным голосом:

— Алка, ты сухари еще не все успела сожрать?

— А что? — спросила Алка с набитым ртом.

— А то, что эти сухари — наша последняя пища в этойжизни. Нас заперли, выхода я не наблюдаю. Батареек в фонарике хватит часа надва… ну если экономить, то подольше. Сухарей… при твоем аппетите… Есть еще,конечно, Кеша… — закончила она задумчиво.

— Па-а-прошу! — возмущенно завопил-попугай. —Р-руки вверх!

— Да ладно тебе, я пошутила.

— Ты еще можешь шутить в такой критической ситуации?!

— Чувство юмора — это наше последнее оружие. Мы недолжны терять его ни при каких обстоятельствах.

— Ну и чем оно тебе сейчас поможет, твое хваленоечувство юмора? Дверь откроет? Стену сломает? Накормит наконец?

— Ладно тебе, все про еду да про еду.

Мы же обедали совсем недавно.

— Да как мы там обедали… хозяин со своими саванами ипривидениями так голову заморочил, что я к еде почти не притронулась. Если бызнала, что это последний мой обед… — Аллины глаза наполнились слезами,казалось, еще минута — и она зарыдает.

Положение спас Кеша, истошно завопив:

— Что попало я не ем! Мой любимый р-рис Ангстр-рем!

— Да, Кеша… — задумчиво проговорилаНадежда. — Нет здесь твоего любимого риса. Придется есть что попало.

Надежда начала тщательно обследовать стены каземата, освещаяих фонариком сантиметр за сантиметром. Алла постанывала и даваланеквалифицированные советы. Кеша уныло сидел в своей тесной походной клетке ичистил перья.

— Надь, а Надь! Давай Кешу из клетки выпустим, пустьхоть по этой… камере полетает, а то совсем птица зачахнет без движения.

— Не успеет, — машинально ответила Надежда, —а впрочем, выпусти. Куда он отсюда денется…

Алла выпустила попугая и продолжила наблюдать за Надеждинымиисследованиями.

— А что ты ищешь-то? — не выдержала она наконец.

— Да сама не знаю… В средневековых замках всегдаполагается искать какие-нибудь потайные двери, раздвижные стены, тайники…

— Мы с тобой поискали уже. И вот к чему это привело…

— Ну что же, теперь сидеть сложа руки и ждать, пока насКеша спасет?

— А где, кстати, Кеша?

Надежда посветила фонариком во все углы камеры. Попугаянигде не было видно.

Алла была на грани истерики.

— Ну вот, теперь еще и Кеша пропал… а ты говорила, чтоон никуда не денется… Как же я без него буду жить!

— Да погоди ты! Раз он куда-то исчез, значит, здесьесть какой-то выход.

— Да, сравнила! Это для Кеши, может быть, — выход,а для меня?!

— Ты, чем причитать, лучше позови его. Авосьоткликнется.

— Кеша, Кешенька, птичка моя золотая, где же ты?

И тут в темноте у нее над головой прозвучал задушевноворкующий Кешин голос:

— Дир-рол — надежная защита от карриеса с утр-ра довечер-ра! — И Кеша, широко распахнув крылья, мягко спланировал на широкоеАллино плечо.

— Кеша, Кешенька, золотко, слава Богу, тывернулся! — Счастью Аллы не было границ. Казалось, она забыла, что заживопогребена в подземелье средневекового замка без надежды на приличный обед.

Надежда смотрела на Кешу взглядом сурового следователя.

— Иннокентий, немедленно признавайся, где ты был!

— Рамамба хара мамба ру! — ответил попугайабсолютно правдиво.

— Вот и понимай его как хочешь…

— Не мучай птицу, — вступилась Алка, — онтолько что перенес такой стресс…

— Какой еще стресс?

— Разлуку с любимой хозяйкой!

— Если мы не поймем, куда он исчезал, мы все трое скороперенесем гораздо больший стресс.

— Что ты от него хочешь, ведь он же все-таки нечеловек.

— Иногда ты об этом забываешь!

Попугаю надоела их перепалка. Он раскрыл свои мощные крыльяи, съездив попутно Алке по уху, плавно поднялся под потолок. Надежда поспешнонаправила ему вслед луч фонаря, но птицы нигде не было. Кеши опять и следпростыл!

— С этим попугаем я когда-нибудь с ума сойду!

Надежда продолжала водить фонарем по потолку, и вдруг настыке потолка и стены блеснули живые хитрые глаза. Кеша весело посматривал наНадежду, явно ее поддразнивая. Потолок был низким, но не настолько, чтобыНадежда могла дотянуться до верха стены руками. Оглядевшись, она подставилаКешину клетку и, несмотря на бурный Алкин протест, осторожно на нее встала.Клетка, как ни странно, выдержала.

«Может быть, я еще ничего себе? — подумалаНадежда. — И на диету садиться не обязательно».

Правда, рядом с Алкой она всегда ощущала себя чересчурстройной, именно поэтому ее муж Сан Саныч не очень приветствовал их с Алкойчастые встречи, он говорил, что в результате общения с Алкой у Надеждыразвивается мания величия, в смысле фигуры, конечно.