чем Красовская, у него никогда не было. Она была как опиум, от которого невозможно отказаться, дурманила разум и делала его почти безвольным.

— Ольга! — возмутился Трубецкой. — Не смей так говорить со мной! Ты забываешься! Я твоей отец и…

— Я вижу, что вы не уверены в себе и хотите купить Красовскую деньгами. Зачем матушка так необдуманно поступила? Все состояние завещала вам, а не мне напрямую! Как это глупо!

— Ты говоришь плохо о своей покойной матери, Ольга! Побойся Бога!

— О, Бог тут ни при чем, батюшка! Ваш блуд с этой нищей вдовой точно проделки дьявола!

— Ольга, еще слово!

— И что? — с вызовом сказала девушка. Эгоизм отца просто выводил Ольгу из себя. — Эта ведьма Красовская явно околдовала вас! Надеюсь, вы не пожалеете о том, что переписали на эту злыдню мою усадьбу. Попомните мое слово, теперь она не будет в вас нуждаться и отошлет прочь! Нынче у нее есть имение с двумя деревнями и усадебный дом! А вы ей сейчас без надобности!

— Нет, ты ошибаешься, — тихо ответил Трубецкой, боясь того, что дочь окажется права.

— Чувствую, что она скоро все приберет к рукам! Так, батюшка? Вы, небось, надумали жениться на ней?

— Нет, — замотал он головой. — Как я могу? Я не уверен в ней…

— Хоть один разумный ответ! — воскликнула Ольга. — В ее ветрености уверены все. Только вы не видите очевидного. Кроме вас у нее есть любовник.

— Кто же? — выпалил взволнованно Николай Николаевич, вскакивая на ноги. — Ты знаешь его имя, Оля? Ты должна мне сказать!

— Не знаю! — фыркнула она. — Больно надо мне знать с кем эта ваша Красовская проводит ночи. Я даже слушать о том не стала далее от Мари. Сами следите за своей ведьмой, батюшка! Мне эта женщина омерзительна!

— Как ты зло говоришь, Оля, мы должны быть терпимее к людям.

— Да, я зла! Очень зла! Вы подарили мое имение ей. Я что же, должна, по-вашему, радоваться этому?

— Все же ты могла бы понять меня…

— Не пойму! Я обижена на вас, батюшка. Потому немедля уезжаю! Поеду навестить Ирину в Лопатьево. Вернусь через пару недель.

Оленька вихрем вылетела из кабинета отца, даже не услышав, дал ли ей дозволение отец на поездку или нет. После ее ухода Николай Николаевич осел обратно в кресло, думая о том, что пусть лучше Ольга навестит сестру и немного успокоится, а то и далее будет изводить его своим недовольством по поводу подаренного имения. Удивительно, но Трубецкой, имея властный нрав, пасовал перед младшей дочерью, видя в ней свое отражение и ощущая, что, как старший, должен быть умнее и уступать ей.

Глава XIX. Деспот

Московская губерния, с. Лопатьево

усадьба князей Кудашевых, 1827 год, Ноябрь

Утро началось с громких криков в коридоре. В этот час горничная расчесывала густые волосы княгини, собираясь сделать ей прическу. Ирина сидела перед зеркалом трельяжа в ночной рубашке и пеньюаре и как-то тоскливо взирала на свое отражение: бледное печальное лицо с заплаканными глазами. Как и все предыдущие ночи, она плохо спала.

Время было до завтрака, потому, когда дверь в спальню княгини резко распахнулась, молодые женщины вздрогнули от неожиданности, не понимая, кто в такой ранний час решил прийти.

На пороге возникла высокая сухопарая фигура Кудашева. Он, чуть покачиваясь, зашел в комнату, тяжело ступая. Помятые штаны, несвежая рубашка и запачканные грязью сапоги говорили о том, что князь с утра уже где-то побывал и только вернулся домой. Хотя это мало волновало Ирину, но она, обернувшись к мужу, все же из вежливости осведомилась:

— Что-то случилось?

— Пшла вон, дура! — процедил в сторону горничной Кудашев.

Его язык заплетался, а он еле стоял на ногах. Ирина тут же поджала губы, видя, что муж опять с утра пьян. Почти месяц Виктор не просыхал от спиртного и все свое время проводил в дальнем флигеле в компании своего гарема и коньяка.

Еще месяц назад по приезде в усадьбу Кудашев объявил жене, что она пожалеет о своем пренебрежении. Уже на следующий день князь приказал своему приказчику устроить в дальнем флигеле, где было девять комнат, жилище для нескольких девиц. Поначалу отобрав трех самых пригожих дворовых девок, Виктор поселил их в этом флигеле. Единственными обязанностями девиц стало украшение себя и удовлетворение интимных потребностей барина.

Кудашев объявил, что эти крепостные девки теперь его официальные любовницы и он будет проводить ночи с ними. Сказал он это прилюдно, прямо за завтраком при Ирине, Глафире и дворовых слугах. И тут же велел приказчику купить девицам новые платья, безделушки и белье, чтобы они выглядели как барышни. Виктор рассчитывал вызвать реакцию Ирины, желая задеть ее. Но, на его удивление, жена молча улыбнулась ему и ничего не ответила, как, впрочем, и остальные слуги, услышав подобные приказы хозяина. Безразличие Ирины вмиг разозлило князя. В бешенстве Виктор скинул со скатерти столовые приборы и вылетел из столовой под испуганные стенания Трушневой, которая побежала вслед за Кудашевым, уверяя его в свой преданности.

После всей этой поэтичной гнусной сцены Ирина лишь печально вздохнула и попросила подать ей чаю. Совершенно не переживая о том, что муж вышел из себя и решил устроить вакханалию под их крышей. Главное, чтобы муженек держался от нее на расстоянии.

Кудашев исполнил свою угрозу и с того дня переселился во флигеле, где с утра до ночи пировал со своими новыми пассиями, блудил, обжирался и упивался спиртным. Это мало трогало Ирину, и она была только рада, что муж избавил ее от своей неприятной компании. Спустя пару недель горничная княгини доложила барыне, что Виктор Сергеевич совсем не в себе и продолжает бесчинствовать, поселив в своем флигеле еще пять девиц. Теперь он блудил со своими крепостными девками с утра до ночи, то с одной, то с другой, выбирая порой сразу двоих. Вполуха слушая эти непристойные рассказы, Ирина думала о том, что гнусность этого человека не знает границ.

Из рассказов той же горничной Ирина знала, что девки для удовольствий барина теперь свозились ему на осмотр с ближайших деревень, принадлежащих Кудашевым. Он сам лично осматривал их, выбирая по своему вкусу. Девки были довольны вниманием барина, ибо, попав во флигель, более не работали ни в доме, ни в поле, только украшали себя, наряжались, жили в