лавки купца Капитонова. Требовали уплату долга за игристое вино, что поставляли нам последние полгода. Я едва выпроводил их, пообещав уплатить все в следующем месяце. Это так унизительно, Оля!

Девушка видела, что отец на взводе и нервно меряет ногами пол. Она хотела помочь, но не знала как.

— Батюшка, давайте вместе обсудим, как нам быть с расходами, — предложила она.

— Теперь мое жалование так мало, что им не покрыть все наши расходы. Мне надобно играть, пойми. Я знаю — мне непременно повезет в следующий раз, должно повезти, так уже было несколько раз.

— И все же давайте сядем, батюшка, и спокойно все обсудим, — продолжала она. — Я с вами разберу все ваши бумаги и расписки. Все подсчитаем. Можно не устраивать приемы пока. Вино тогда будет без надобности. У нас же еще остались два поместья с пятью деревнями, три тысячи душ, так сказал поверенный. Это не так мало. Еще есть этот дворец и особняк покойной бабушки на Адмиралтейской набережной. Его можно сдать в наем. Он просторный, за него можно в год выручить приличные деньги. Сократим расходы. Я не буду заказывать новый гардероб на зиму. Давайте все обсудим, только прошу, более не делайте карточных долгов.

— Нет. Даже если мы сократим расходы, этого будет недостаточно.

— Почему же?

— Потому что мне надобно купить Евгении выезд, я давно ей обещал.

— Какой выезд? — выпалила она.

— Ну как, подобающий даме. Коляску и четверку лошадей.

— Что? Так вы из-за этой гадкой Красовской играете, чтобы опять сделать ей подарки? — выпалила Ольга, зная, что породистые лошади для выезда стоят приличных денег. — Неужели одного имения ей недостаточно?

— Нет. Я хотел ублажить ее домом, что на Адмиралтейской набережной, переписал его на ее имя, но она требует с меня еще выезд.

— Как? Дом бабки Екатерины теперь во владении Красовской? — выпалила в ужасе Ольга, понимая, что теперь даже не сдать ничего в наем.

— Да! — воскликнул Николай Николаевич трагично. Он остановился напротив дочери и, схватив ее ладони в свои, с болью посмотрел ей в глаза. — Доченька, прости, я так запутался. Я думал, она вновь полюбит меня и простит. Но она заявила, что, пока не куплю ей выезд, могу даже не показываться ей на глаза.

— Какой же вы дурак! — вспылила девушка в сердцах. — Простите меня, конечно, но это так!

— Ольга!

Она резко вытянула свои ладони из его крепких рук. Схватила отца за плечи и встряхнула.

— Простите меня, батюшка. Я не знаю, как у меня вырвалось. Я чувствую, вы погубите нас всех из-за этой Красовской!

— Ты должна понять меня, Оленька, я не могу без нее жить.

— Да когда же вы поймете, что вы ей не нужны! Что ей нужны только ваши деньги! Отчего вы ведете себя так глупо?!

— Мне непременно надо играть, когда-то я должен выиграть. Иначе я не смогу купить ей лошадей, и она никогда не простит меня. Я не переживу этого.

— И слава Богу, что не простит! Хоть перестанет тянуть из вас деньги! — хмуро заявила Ольга. — Она не любит вас. Вам не противно от всего этого?

— Ты права. Во всем права, доченька, — закивал он. — Она только мучает меня.

— Вот! Я о том и говорю.

Взор Николай Николаевича стал блуждающим, и он как-то болезненно произнес:

— Ты знаешь, вчера я застал у Евгении в доме ее нового любовника.

— В доме нашей тетки, я так полагаю, — уточнила она траурно.

— Знаешь кого? Опять этого молодого гвардейца! — воскликнул в безумной агонии Трубецкой. — Этого Кирилла Григорьевича, племянника графа Измайлова, которому государь отдал мою должность. Просто коварное семейство эти Измайловы! Дядя забрал мою должность сенатора, а племянничек мою любовь…

— Боже! Только любовь не приплетайте к вашей безудержной похоти к этой вдове!

— У него ничего нет, кроме звания капитана! — продолжал Трубецкой, словно не слыша дочь и ища причину, почему Евгения предпочла ему Измайлова. — Но он молод! Наверняка этот Кирилл только этим ее и покорил.

— Конечно, теперь они пируют с вдовой на ваши деньги! И все благодаря вам, батюшка. Оттого что вы совсем не думаете головой!

— Как ты жестока, Оля, — прошептал Николай Николаевич, хватаясь за голову и отходя от нее.

— Я жестка, конечно. Вы же думаете только о себе! А вы знаете, что с Ириной? Муж измывается над ней. А вы и пальцем не желаете пошевелить!

— Виктор Сергеевич заверил меня, что у них все хорошо.

— Как у вас, у мужчин, все складно. Один распускает кулаки, второй транжирит деньги. А мы должны все это терпеть!

— Ты преувеличиваешь, Оля.

— Нет, отец, это вы залили вином глаза и ничего не видите вокруг, кроме этой блудницы Красовской!

— Ольга, давай закончим этот разговор.

— Обещайте, что не будете больше играть, я чувствую, это опасно для нас.

— Я не могу дать такого обещания.

Посмотрев на отца долгим взглядом, Ольга выругалась про себя и вихрем вылетела из гостиной.

Глава XXI. Игра

Стрельна, усадьба князя Орлова,

1827 год, Декабрь

У Николая Николаевича за последний год появилась одна страсть — пагубная, болезненная и опасная — игра в карты. Пристрастившись к этому, Трубецкой несколько раз в неделю неизменно посещал закрытые клубы, где игроки проявляли небывалый азарт и порой на кон ставили огромные суммы. Помня о нескольких удачных выигрышах летом, бывший сенатор надеялся на удачу, желая пополнить свое состояние.

В тот воскресный вечер Трубецкой приехал в Стрельну, в знаменитый дворец князя Алексея Фёдоровича Орлова, где в этот день давался роскошный бал по случаю именин жены князя. Но Николай Николаевич прибыл сюда по другому поводу. В одном из отдаленных павильонов дворца сегодня происходила крупная игра в карты для членов закрытого клуба.

К восьми вечера Трубецкой уже выиграл несколько партий, довольно обдумывая, как лучше распорядиться победными десятью тысячами рублей. Понимая, что сегодня ему сопутствует везение, он решил остаться в клубе еще, надеясь на новый выигрыш. Он и пара его партнеров по игре сидели за карточным столом и ожидали для следующей партии четвертого игрока взамен покинувшего их только что проигравшегося графа Васильева. Мужчины обсуждали последние столичные новости, неспешно раскуривая сигары, когда к игорному столу приблизился хозяин дома князь Орлов в сопровождении некоего