ударе, и память мертвеца хлынула, заполняя промежутки — все необходимые стойки, все движения, необходимые, чтобы совершить этот единственный удар.

Вместе с новым знанием пришло ощущение бесконечного и мучительного голода, всеобъемлющего настолько, что навык удара копьем казался мне крошечным придатком к нему.

За голодом пришла и злоба — липкая, удушающая злоба, ко всему живому. Я злился на свет, на тепло, на само существование жизни, на людей, которые посмели жить, радоваться, дышать.

Заклинание развеялось.

Кража воспоминаний (Memory Theft): +1

Я зашатался и на мгновение потерял равновесие, чуть было не покатившись по ступеням. В голове бушевала чужая память: движения копья, ощущения удара, пробитие металла и кровоточащая плоть. Сотни вариаций изученного удара, в которых наконечник копья обязательно вспарывал кого-то живого.

Я поковылял вниз. С трудом ставил ноги на ступени, но чудесным образом не падал.

Это не моё, — повторял я про себя снова и снова, пытаясь выбросить из головы чужую злость и голод. — Этого нам… Этого мне не надо!

Борьба оказалась непростой. Я кромсал и вырезал чужую память, замазывал воображаемым ластиком лютую злобу к живым, а та изо всех сил старалась остаться, укорениться. Я выигрывал, но за несколько минут справиться с лавиной эмоций не мог. Тут нужно сидеть в медитации и долго ковыряться, вылавливая осколки чужой памяти. В идеале бы использовать заклинание не на нежити, и в тепличных условиях, где никто не торопит и не нужно спасать жизнь. А так первая кража навыка сильно отдавала тухлятиной.

Всё же споткнувшись на одной из ступенек, я невольно обернулся и заметил, что скелеты снова нагоняют меня, но один из них движется медленнее и отстает от товарищей. Кража части памяти явно не пошла ему на пользу. Остальные двигались гораздо медленнее, и у них я мог выиграть этот черепаший забег.

Из-за борьбы с чужими эмоциями я не заметил, как достиг подножия лестницы. А смотря только под ноги и назад, я не заметил, как к этой лестнице подошла группа людей. Восемь человек, среди которых были и мужчины, и женщины. Люди были одеты в меховые одежды, украшенные вышитыми символами школы Небесного Гнева — серебряные молнии на тёмно-синем фоне.

Группа вела себя спокойно, будто не замечали меня, отчаянного и измученного, и Цзянши, бегущих по пятам за мной.

Стоило мне только увидеть людей, как силы окончательно меня покинули. Я споткнулся на последних ступенях и рухнул на колени у лестницы.

— Помогите, — просипел я под звон ржавых кольчуг, доносящийся сверху.

Группу возглавлял мужчина, высокий и широкоплечий, с длинными седыми волосами, собранными в хвост. Он спокойно прошёл мимо меня, даже не взглянув, будто я был недостойной внимания кучей листьев.

Всё произошло мгновенно.

Парочка скелетов уже здесь, так близко к подножию. В их глазах сверкает зловещий огонь. Мужчина с седыми волосами поднимает руку — лёгкое движение запястьем, почти ленивое. Воздух вокруг трещит от напряжения.

Цзянши делают последний шаг, а затем их тела разлетаются на мелкие костяные осколки и пыль. Ржавые кольчуги спрессовываются, а копья ломаются в щепки. Весь этот мусор подхватывает смерч и ловко выбрасывает в сторону с лестницы, прямо на камни.

Я как стоял на коленях, так и продолжил стоять. Люди шагали мимо меня, и от каждого веяло силой, от которой ломило зубы и сдавливало голову. Давление было таким мощным, что даже закрыв глаза, я мог указать, где находится каждый из школы. А что было бы, если бы эти люди пожелали причинить мне вред?

Очень скоро все они скрылись из виду, вряд ли отметив для себя помощь какому-то слабаку. Я остался наедине с тишиной. Преследующих меня скелетов больше не было, но их голод и злоба всё же не пропали бесследно и ощущались где-то глубоко внутри меня.

С третьей попытки получилось встать на ноги. В голове крутилась одна мысль: я этим людям жизнью обязан. Даже если они спасли меня мимоходом и явно не из гуманизма.

Надо будет при случае пожертвовать в школу Небесного Гнева серебрушку-другую. А пока — остается доковылять до дороги и подождать какую-нибудь группу или повозку, идущую мимо горы к городу.

Глава 14

Стою на дороге, грязный, в мокрой и испачканной одежде. Правую руку и живот холодит прохладный ветерок — рукав-то отрезан, а в дыры от когтей ладонь можно засунуть. Да и остальной одежде досталось. Ну точно оборванец…

Стою на камнях у дороги, не решаюсь отойти далеко от горы. Говорят, что двигаться по дороге посреди поля безопаснее, чем находиться на горе, но я не могу заставить себя пойти по этой дороге. Меня не отпускает ощущение, что за каждым кустом, деревцем, и даже за каждым стеблем кто-то скрывается. Ёкаи? Духовные звери? А может, просто разыгравшаяся паранойя рисует мрачные картины, что на последнем отрезке пути я могу потерять собранные травы и жизнь?

Я выждал не меньше получаса, прежде чем услышал голоса и шорканье шагов. На дорогу, идущую через заросшее поле, по узкой тропинке вышла группа сборщиков трав: не меньше десяти человек. Их корзины полны зелени, лица уставшие, но спокойные. Похоже, мне повезло.

Жду пока они приблизятся и поднимаю руку.

— Простите, можно с вами⁈ — голос звучит громко, но хрипло, будто чужой.

Сборщики замедляют шаг и рассматривают меня на расстоянии с головы до ног. Поначалу настороженно, однако подозрительность быстро сменяется снисходительностью и удивлением.

Мужчина, что держится впереди, крепкий и жилистый, хмурится и спрашивает:

— Кто тебя так потрепал, парень?

Ожидал услышать презрение, но в голосе тревога.

— Я с группой позавчера пошел в горы. А потом — лавина, мы разбежались, я наткнулся на огромную летучую мышь, и… в общем, мне нужно в город, а один я идти боюсь. Можно с вами?

Сборщики молчат и переглядываются, те, что стоят позади — их мне не видно — перешёптываются. Судя по всему, обсуждать решение коллективом не будут: мужчина кивает и говорит за всю группу:

— Можешь пойти с нами, но держись позади.

Не самое лучшее решение — ставить со спины незнакомца, пусть и юнца-оборванца. А учитывая, что во мне ещё проскакивают чужие эмоции, и на людей я временами посматриваю с отголосками злобы и голода…

Благодарно поклонившись, я присоединился к группе.

С моим появлением люди стали переговариваться между собой тише и реже. Говорили в основном о травах, рассуждали о том, сколько выручат и говорили о духе, которого заметили в поле.