– Сомневаюсь, что признался бы, если бы мы не… но довольно о моей больной совести. – Кристофер протянул к ней руки, и она с радостью бросилась в его объятия. – У нас осталось мало времени. – Он встревоженно посмотрел наверх, на звезды. – Давай посидим здесь вместе, на нашем ковре-самолете, и больше не будем тратить время, пытаясь доказать, кто из нас более виноват.

Тахира отбросила с его нахмуренного лба прядь золотистых волос.

– Мы равны, – сказала она. – Мы равно правы, равно не правы, равно безрассудны, и, я надеюсь, в то время, пока мы будем вместе, мы будем одинаково счастливы.

Он положил ей на затылок теплую и нежную ладонь:

– Надеюсь, что ты обретешь счастье в будущем. Ты его заслуживаешь.

Она закрыла его рот рукой:

– Ни прошлого, ни будущего. Только настоящее. Больше меня ничто не интересует. Здесь и сейчас – только мы. Ты и я.

Со стоном он поцеловал ее, и она с тихим вздохом растаяла от его поцелуя. Их губы соединились, руки сомкнулись. Не разнимая объятий, они легли на ковер. В его поцелуях ощущалась болезненная сладость, которой не было раньше. Их ласки стали нежными, как будто каждый считал, будто другой сделан из стекла и может разбиться. Когда все закончилось, они не отстранились друг от друга, а прижались друг к другу, лежа на спине и глядя на звезды, рассыпанные на ночном небе только для них. Они снова целовались, так же нежно, но по мере того, как небо становилось из индиго фиолетовым, а звезды начали бледнеть, их ласки становились все более отчаянными. Нерастраченная, но накопленная страсть, ощущение конца все же развело их в стороны. Тахира молча надела платок, закрыла лицо. У нее сжималось горло, на сердце лежала тяжесть, но плакать уже не хотелось.

– Тахира… – У него сорвался голос. Он откашлялся. – Спасибо тебе. За все.

– И тебе, Кристофер. За все. – Сев в седло, она погнала верблюда вперед. – Прощай, любовь моя, – шептала Тахира, не в силах больше спорить с собственным сердцем. – Прощай, моя единственная настоящая любовь.

Она любит его. Теперь, когда она больше никогда его не увидит, она вынуждена это признать. Она любит его, и любовь ее безнадежна. Песок попадал ей в глаза, царапал кожу, но она радовалась жжению; оно соответствовало ее боли. Она влюблена в Кристофера, как бы его ни звали на самом деле. Но завтра ее любимый уедет из Аравии в Египет, а через два дня объявят о ее помолвке с другим человеком, которого она совсем не знает.

С каждым шагом, который делал ее верблюд, она все больше удалялась от Кристофера. Тахира сгорбилась в седле, доверившись чутью животного, – он благополучно доберется до своего стойла. Не обращая внимания ни на небо, постепенно менявшее цвет, ни на бледнеющие звезды, в свою последнюю ночь свободы она думала только о Кристофере. О безрассудном авантюристе, с которым познакомилась совсем недавно. О его глазах, пылких и страстных, измученных и затравленных, смеющихся, серьезных, яростных, довольных. Какое-то время ей сладостно было обманываться, думая, что он ни за что ее не отпустит. А сегодня он отпустил ее – в самый последний раз. Она отдала бы все, что угодно, лишь бы повернуть назад и провести с ним всего одну ночь.

Но ночей больше не осталось – ни ночей, ни часов, ни даже минут. Вместо того, чтобы желать большего, ей следует благодарить звезды, что все закончилось, прежде чем они уступили последнему искушению. Ничего удивительного, что ей так хотелось заняться с ним любовью. Ничего удивительного, что она не испытывала никаких угрызений совести.

Впереди показались окраины Нессары. Интересно, что сейчас делает Кристофер? Спит ли он? Думает ли о ней? Он хотел, чтобы она была счастлива, – он так сказал. Благодаря его самообладанию она не начнет семейную жизнь с обмана.

Кристофер менее всего был склонен назвать себя нерешительным, но последние два дня после того, как он навсегда распрощался с Тахирой, он не мог принять ни одного решения. Нет, не совсем так. Он много раз решал покинуть Нессару, но никак не мог заставить себя уехать.

Он ничего не понимал. Его поиски окончены, амулет погребен, темное и позорное прошлое осталось позади, но давно предвкушаемое облегчение по-прежнему не наступало. Он был неспокоен, не готов к тому будущему, о котором так тосковал, и мысли о прошлом преследовали его сильнее, чем раньше.

Он вспомнил прошлое, пережил его еще раз для того, чтобы Тахира поняла истоки его поведения. Раньше он нисколько не сомневался: избавившись от амулета, он сумеет начать жизнь с чистого листа. Он ждал, что она с ним согласится, а она подвергла его слова сомнению. И ее вопросы, как он ни злился, не забывались.

Почему Эндрю Фордайс не продал амулет? Может быть, человек, которого Кристофер всю жизнь называл отцом, просто чувствовал себя слишком виноватым, чтобы наживаться на выкупе? Оглядываясь назад – а Кристофер очень часто оглядывался назад последние две бессонные ночи, – он вспоминал только счастливые дни. Перед глазами вставали картины не только детства, но и дружеской совместной работы, которая связывала его с приемным отцом. Более того, несмотря на то, что Фордайсы не продали амулет, Кристофер ни в чем не испытывал нужды. На какие жертвы пришлось пойти ради него приемным родителям? Образование… Кристофер понял – какое преимущество вспоминать все задним числом! – что он получил гораздо лучшее образование, чем дети друзей и родственников Фордайсов. Всю жизнь он не сомневался в том, что его любят, и сам в ответ горячо любил тех, кого привык считать родителями. Вот почему он испытал такую боль, обнаружив проклятое свидетельство обмана. Хотя Тахира так не считала.

Кристофер распахнул дверь своего жилища и вышел под утреннее солнце.

– Она не права, – пробормотал он себе под нос. – Я не позволю ей наполнять мою голову сомнениями.

Но так ли она не права? Благодаря Фордайсам у него есть имя – как заметила Тахира, кроме него и Армстронга, никто не думает иначе. У него было счастливое детство – да, и это он может признать, – и его обучили очень достойному и надежному ремеслу, за что он снова может благодарить Эндрю Фордайса.

Но ничто не меняло того, что Генри Армстронг был мерзким соблазнителем. Он привык потакать своим порокам и манипулировать другими; он, не оглянувшись, бросил собственного ребенка. Если бы не Армстронг, мать Кристофера была бы жива. Правда, если бы не Армстронг, Кристофера не было бы на свете. Он невольно вспомнил еще одно, в чем усомнилась Тахира: его предположение о том, что мать могла бы оставить его у себя, чего бы ей это ни стоило. Тахира считала такое маловероятным, хотя вслух она так не сказала. Не желая его ранить? Он невольно задался вопросом, не оказалась ли она права и здесь. Скорее всего, Тахира понимала положение его матери лучше, чем он сам. Попади в такое трудное положение, она бы…

Нет, она ни за что не попала бы в такое положение, потому что она выходит замуж. Кристофер длинно и вычурно выругался на смеси английского и арабского. Он посмотрел на красивый рассвет в пустыне. Далекая песчаная буря окрасила обычно розовый и оранжевый горизонт в золотистые тона. Буря не помешает ему ехать, потому что он направится на север. Сегодня же! Хотя вчера на базаре много говорили о верблюжьих бегах. Ему бы хотелось посмотреть; наверное, это красивое зрелище. Так что, может быть, он отложит отъезд до завтра.