Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На фоне всех этих проблем труп на кровати казался чуть ли не досадной мелочью, мусором под ногами, из-за которого приличные люди гулять спокойно не могут. Еще и с Ольгой не получалось нормально поговорить, потому что она была занята на месте преступления…
Так уж вышло, что погиб этой ночью один русский, а труп нашла другая русская. Наташа Юшина заявилась к палате Виктора, чтобы снять очередной дебильный репортаж. Она постучала, ответа не получила, однако это ее не смутило. Она решила, что компьютер просто не работает, а без него мужчина, еще не оправившийся после операции, и не смог бы ответить.
Она вошла – и увидела кровавое озеро, уже образовавшееся возле кровати. Ей не пришлось никого звать, Наташа орала так громко, что весь персонал этажа сбежался к палате за пару секунд.
Теперь эта недоделанная блогерша, от ужаса забывшая английский язык, повторяла свои показания для прибывших полицейских, а Ольга переводила.
– У нас не было никакой договоренности, – всхлипывала Наташа. – Это было спонтанное решение!
– Что именно? – уточнил полицейский.
– Я хотела снять Витю для моего канала… Я знала, что он просыпается рано. В такое время с ним проще всего договориться – дальше у него обследования, гостей много…
– Кто-нибудь может подтвердить, что он был мертв, когда вы вошли в палату?
– По предварительному заключению, смерть наступила за пять часов до обнаружения тела, – вмешался Джона. Защищать Наташу ему не очень-то хотелось, однако о своей работе он не забывал.
– Наш эксперт еще перепроверит это! – поджал губы детектив.
– Мне все равно.
– И камеры у вас, конечно же, опять не работали?
– Это было плановое отключение. Никто не готовился к убийству.
– Кто-то, видимо, готовился! – Полицейский бросил выразительный взгляд на окровавленный труп.
Наташа снова сорвалась на рыдания:
– Я ничего не знаю! Я ничего толком не видела – кроме того, что все мы видим сейчас! Можно я пойду? Я уже вся пропахла кровью!
В клинике все привыкли к ее внешности, здесь давно уже не было такого понятия, как «уродство». А вот полицейский с подобными травмами лица сталкивался нечасто. Чувствовалось, что ему тяжело смотреть на Наташу, даже когда она спокойна. Теперь же, когда она разрыдалась и ее расчерченная шрамами кожа пошла пятнами, детектив смутился окончательно.
– Можете идти! Всем остальным остаться!
Он старательно изображал начальника и, может, даже верил, что ему позволят сразу же забрать тело пациента на экспертизу. Но это он напрасно. Очень скоро до места происшествия наконец-то добрался юрист клиники, и разговор пошел совсем по-другому.
Хотя даже юрист не всесилен, скандал будет грандиозный, и чем это закончится – никто не знает…
Переводчик тут больше не требовался, Ольга направилась к выходу, и Джона поспешил за ней. Китайца пока нигде не было видно – и на том спасибо.
Заметив его рядом с собой, Ольга улыбнулась, однако улыбаться в ответ Джона не собирался.
– Не ожидал от тебя такого, – холодно произнес он.
Ольга, все еще заглядывавшая в окровавленную палату, заметно растерялась.
– Что?.. Ты о чем сейчас?
– О твоих ночных приключениях. Когда ты просила меня остаться, я не думал, что тебе подойдет кто угодно…
Оля демонстративно подняла вверх руки, словно пытаясь сдаться в плен.
– Так, стоп! Как ты вообще можешь думать о таком, когда человека этой ночью убили?
Вопрос был обоснованным, да только ответа у Джоны не нашлось. Он даже себе не смог бы объяснить, почему эта ситуация так его задела. Да, Ольга стала бы неплохим вариантом в этой глуши, и то, что она вдруг досталась кому-то другому, было неприятно. Так ведь он чувствовал нечто большее, чем «неприятно»! Гнев, пожалуй… и обиду. Он с ней возился, как последний дурак, бредни ее терпел, успокаивал, а оказалось, что ей подошел бы любой мужчина.
Теперь еще она смотрела на него так, будто он поступил неправильно. Джона знал, что если продолжит этот спор, он будет выглядеть какой-то истеричкой, не способной расставлять приоритеты. Поэтому он просто ушел от разговора – в самом буквальном смысле. Ему было все равно, кто сделает Ольге укол обезболивающего, заберет полиция тело или нет и кто вообще убил этого проклятого русского. Джоне хотелось лишь вернуть устоявшуюся рутину, сделать то, ради чего он прибыл в клинику, а потом забыть эти дни как страшный сон.
Не сложилось. Он только-только приступил к обходу, когда его отозвали. Именно его почему-то назначили на вскрытие Виктора Суворова, это уже становилось дурацкой местной традицией. Правда, на сей раз работать ему предстояло не одному, а в компании с Уолтером Монтгомери, но это не делало ситуацию лучше.
Старый хирург, в отличие от него, отнесся к происходящему философски. Монтгомери был немного расстроен – и не более того.
– Можно было догадаться, что Алексеев не даст им забрать тело, – заметил он, настраивая свет. – Ни как имущество клиники, ни как своего соотечественника. Но как они орали друг на друга с полицейским! Ты слышал?
– Отвлекся, – коротко ответил Джона.
– Нет, ну как же орали… Стекла чуть не полопались. Держу пари, коп прямой дорогой к дому судьи направился! Будет ордер получать. Только это ничего ему не даст.
– Почему?
– Александр уже обо всем знает и выехал сюда со своей командой юристов. Они побольше нашего адвоката могут. Справимся.
Да уж, ситуация становилась удручающе серьезной. Но иного не следовало и ожидать: после двух смертей за такой короткий срок владелец клиники не мог остаться в стороне.
С одной стороны, это было хорошо. Джона не сомневался, что юристы Александра Фразье отвадят местных полицейских от визитов в клинику. С другой стороны, просто так они дело не замнут. Фразье и самому нужно знать, кто убийца: это же неслыханный скандал… Джона еще раз прикинул, какую роль ему можно приписать во всей этой истории, и пришел к выводу, что он пока вне опасности.
Но перестраховаться не мешает, поэтому ему нужно было зарекомендовать себя удачно проведенным вскрытием.
Виктор Суворов, лишенный одежды и бинтов, выглядел… нет, не жутко. Жалко. Не как человек даже, а как странное существо. Таких в начале двадцатого века лепили для шоу уродцев. Брали куски разных животных, сшивали, говорили, что химера… Люди верили. Они просто не знали, до чего медицина дойдет через сто лет.
От него прежнего, такого, каким он был