нему в Путивль для защиты южных рубежей Русской земли. Из Новгорода-Северского по его призыву пришло около трёх сот верхоконных детей боярских и городовых казаков. В Путивле под знамёна Беззубцева встали ещё триста пятьдесят служилых. Однако, этих сил было слишком мало для отражения готовящегося нашествия. Но что было делать, если большинство служилого люда юга России (особенно Северской земли) пребывала сейчас у самозванца в Тушино. В начале мая дальняя сторожа доносила, что крымская рать числом в десять-пятнадцать тысяч вышла уже к верховьям реки Кальмиуса. В середине мая, потеряв надежду собрать ещё какие-то силы, путивльский воевода выступил в сторону Рыльска. Уже близ Рыльска к Беззубцеву присоединилось около двухсот детей боярских из окрестных волостей и уездов. Все были хорошо вооружены и многие были с запасным конём.

В двадцатых числах мая Беззубцев с отрядом в восемьсот конных казаков и детей боярских вышел на Бакаев шлях[56] и направился от Рыльска к Белгороду. С ним в поводу шло около ста свежих коней, небольшой, лёгкий обоз, из которого можно было построить гуляй-городок, и пять лёгких пушек. Через два дня путивльский воевода свернул на юг и вышел с отрядом на Муравский шлях[57]. Не доходя Белгорода, Беззубцев получил важные известия от белгородского воеводы. Тот писал, что «Дозрела де станица казачья крымских, да ногайских ратных людей числом поболе двадцати, ино – двадцати пяти тысящ, идуще одвуконь верст в сорока от Белгорода. Но на город те крымцы и ногаи не наезжали. А пошли те ратные на утро[58]. А та сторожа белгороцкая яла языка от ногаев. А царя крымского по слуху с теми ратными нету. Воеводой же у них калга Чанибек-Гирей (Джанибек-Гирей – Д. А.). А куда идут, того не ведает».

Прочитав грамоту, Беззубцев быстро повёл своих людей севернее Белгорода и вышел к верховьям Северского Донца к началу Пахнутцева шляха[59]. За пять вёрст до реки к Беззубцеву подошёл отряд охочих белгородцев числом до трёхсот человек. Все были верхоконны, «в саадацех» (с луками и стрелами), с «вогненным боем» (с пищалями), с запасом порохового зелья в бочках. Белгородцы привезли с собой ещё три полевых пушки. К Северскому Донцу отряд путивльского воеводы подошёл на рысях уже к вечеру 25 мая. Войско устроило укреплённый стан. Здесь и прискакал к путивльцам человек из дальней белгородской сторожи. Воевода Беззубцев и Юрлов встретили его в своём небольшом стане на отдыхе. В светлом кафтане с запылёнными сапогами, тот вошёл в шатёр, снял шапку с волчьим отворотом и поклонился в пояс.

– Наперёд молви, молодец, добрую ль весть, аль недобрую? – строгим голосом и с тревогой спросил путивльский военачальник.

– Это как посмотреть, государь-воевода. Добра-то от той вести мало, но лутче недоброе узнать, чем худое обрести, – произнёс казак.

– Сказывай! – повелительно произнёс Юрлов.

– Наехал яз со свои товарищи сакму татарскую[60] за рекою, верстах в пятнадцати на день (южнее) отсель. Близ Изюмского шляху[61] сакма та. А наехавши, сведали мы, шо часа два минуло, как ратные крымцы прошли… кони татарския опростались, так шо конское… тёплое ишо лежало. Да к реке до вас я часа полтора верхи бег, – торопливо рассказывал парень из казачьей сторожи…

Беззубцев, видя, что тот запыхался и хочет пить, велел принести ковш воды. Приняв ковш, сторожевой жадно выпил половину, утёр русые усы, бороду и благодарил.

– Так сколь ратных по счёту твоему той сакмой прошло? – спросил Беззубцев.

– Сакма широкая. Тысяч с тридцать верховых, это ежели одвуконь идуть. А ежели не одвуконь, то и сам считай, – произнёс казак и запнулся.

Беззубцев перевёл взгляд на Юрлова и увидел в глазах друга удивление и негодование.

* * *

Путивльский воевода не стал переправляться через Донец, а двинулся со своим отрядом на северо-восток к верховьям реки. Далее начинался водораздел, за которым лежали истоки и верховья рек Псела, Сейма и Оскола. Воевода мыслил, что крымская рать может повернуть по водоразделу на запад и прорваться к Курску или Рыльску. Тогда бы на Северскую землю с востока обрушилось нежданное нашествие. Воевода выделил для слежки за крымцами немалый отряд сторожи – полсотни верхоконных, которые должны были идти за ворогом денно и нощно и сообщать ему о движении орды. Во главе этой сторожи он поставил своего сына Дмитрия. Сторожа зорко следила за движением вражеских ратей, и Беззубцев-младший два раза в день присылал к отцу гонцов с известиями. Воевода уже было готовился занять какое-нибудь высокое место на берегу Сейма у Прохоровки или севернее – у Станового, соорудить гуляй-городок, призвать на подмогу окрестных крестьян и служилых людей и держать оборону на левом или правом плече крымской рати. Но вскоре получил он известие, что Чанибек-Гирей стремительно движется уже по Муравскому шляху на север – на Ливны или на Елец. Не раздумывая, Беззубцев двинулся по пятам орды, медленно сокращая расстояние, но стараясь не приближаться к ней ближе, чем на пятнадцать вёрст. Уже под Курском отряд его увеличился ещё на двести человек. То курский воевода прислал ему на подмогу пеших и конных стрельцов и дворян. Куряне настигли его быстро, так, как и пешие стрельцы двигались на 20 телегах и возах, запряжённых парами коней. Этим телегам Беззубцев и Юрлов обрадовались, ибо теперь можно было соорудить крепкий и немалый гуляй-город.

Чанибек-калга шёл очень скоро, так, что отряд Беззубцева еле поспевал за ним. К исходу мая крымская рать уже подошла к Ливнам. Но Ливны татары брать не собирались, разоряя окрестности на десять-пятнадцать вёрст по сторонам вдоль Муравского шляха, они обошли Ливны восточнее и двинулись на Тулу. Калга явно неплохо знал сакму и не стремился осаждать и захватывать небольшой, небогатый, но хорошо укреплённый город-крепость с десятками пушек. Самое удивительное для Беззубцева и Юрлова было то, что число ратных крымцев выросло до сорока тысяч. Вероятно, к основному войску присоединились небольшие отряды, шедшие восточнее по иным сакмам.

Пришла жара. Густо зазеленели рощи и перелески. Солнце нещадно палило с небес. Слепни и мухи одолевали. Людям и лошадям хотелось пить. Однако многие колодцы в опустевших сёлах и деревнях были отравлены. Потому пили из рек и ручьёв, кипятя воду на кострах. Беззубцев «перебрёл» реку Сосну ниже по течению и подошёл к Ливнам, но в крепость не входил, разбил стан и построил временный «гуляй-городок» в трёх верстах от города. Дал знать местному воеводе о себе. Ливенский воевода Егупов-Черкасский сам заявился к нему. Он прискакал в окружении троих дворян, сошёл с