Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Гораздо важнее то, что сегодня не твой день рождения.
Точно.
– Раннее начало и, может быть, даже завершение метаморфоза у меня особой тревоги не вызывают. Меня волнует то, что это произошло без какой-либо видимой причины. Можешь еще раз рассказать, что случилось прямо перед тем, как у тебя появились крылья?
– Ну, эм, Отрекшиеся сказали, что собираются убить Стила, и я просто, ну, вот так среагировала.
– Хм-м, любопытно.
– Вы же не думаете, что это как-то с ним связано. – Я указываю большим пальцем на молчаливого придурка рядом со мной.
– Вероятно, нет, но и такое возможно. Боюсь, для нас ты все еще представляешь собой неразгаданную тайну. Хотела бы я ответить и на другие твои вопросы, честно. Лучшее, что я сейчас могу, – это в меру своих сил обучить тебя, дать боевые навыки и попытаться помочь во всем разобраться.
Я откидываю голову на спинку стула и крепко зажмуриваюсь.
– Я столько всего еще не знаю. Может, со стороны быть женщиной-загадкой и захватывающе, но в мире нефилимов это чертовски неудобно.
Подняв голову, я вижу полный сочувствия взгляд Сейбл.
– Вы начинали говорить про Совет старейшин.
– Верно – это объяснить немного легче. Совет состоит из старейших нефилимов в каждой линии. То есть семь Старейшин, по одному от каждого рода.
– То есть ни серафима, ни ангела среди них нет, правильно?
– Точно. Должность в Совете появляется только в том случае, если кто-то из них умирает. И место усопшего занимает следующий по старшинству.
– А если он не хочет быть старейшиной? Или если из него никудышный руководитель?
– Не имеет значения. Они получают должность, и не важно, чего они хотят и чего достойны.
Ну, с таким подходом катастрофа уже не за горами.
– И что в них такого особенного? Кажется, они выполняют свои функции чисто номинально.
– Старейшины в праве управлять чужими жизнями, если они того хотят, – наконец открывает рот Стил. – И в интересах каждого нефа как можно дольше оставаться вне поля их зрения. По крайней мере, если им дорога свобода. Можешь начинать плакать.
– Ой, какие мы бесчувственные. Боже, ты можешь хотя бы изобразить сострадание?
Стил наклоняется ко мне, и наши лица почти соприкасаются. Я вдыхаю пропитанный его ароматом воздух – разум слегка затуманивается.
Мм-м-м, вот это да. Я быстро, но резко встряхиваю головой. Нет, Эмбер, это же мерзко. Мужской пот и дешевый дезодорант пахнут не восхитительно.
– От сострадания в этом мире никакой пользы, Эм. – Он достаточно близко, чтобы его теплое дыхание долетало до моей щеки. Это так отвлекает. – А я предлагаю кое-что гораздо эффективнее.
Он откидывается на спинку кресла и дергает подбородком, показывая Сейбл, что она может продолжать.
Мозг резко включается.
Он что-то предлагает. И что же? Сарказм и здоровую дозу унижения?
Поверить не могу, что какая-то часть меня назвала его «моим». Даже если это все работа скрытой части моего подсознания, это все равно чушь. Дать Стилу волю, так я бы сидела где-нибудь в углу и качалась взад-вперед, боясь собственной тени.
– Ты слегка переборщил с драмой, Стил, тебе не кажется? – посмеивается Сейбл, видимо, пытаясь снизить градус напряжения в комнате.
Не выходит.
Стил просто приподнимает плечо, как бы говоря: «Думайте, что хотите, но я знаю, что прав».
Смех Сейбл стихает, и она прочищает горло.
– Старейшины следят за тем, чтобы все соблюдали наши правила, и в очень редких случаях добавляют или изменяют их. Нынешняя система управления появилась тысячелетия назад, когда первые нефилимы восстали против Падших. Единственный способ, который помог нашей расе избежать рабства, – объединение. У всех линий есть право высказываться – и право голоса. Но да, еще они поручают определенные задачи некоторым из нас.
Я втягиваю нижнюю губу в рот и с хлопком ее отпускаю.
– Почему остальные так не хотели, чтобы вы с ними связались?
– Потому что слово Совета окончательное.
– Ты будешь принадлежать им, – добавляет Стил.
– Но никто из твоих юных друзей никогда не связывался с ними напрямую, – продолжает Сейбл, полностью игнорируя Стила. – Думаю, вполне вероятно, что Совет согласится с тем, что лучше всего тебе оставаться в академии, продолжать обучение и тренировки. – Она делает глубокий вдох, задерживает дыхание на мгновение, а затем резко выдыхает. – Да, уверена, именно к такому мнению они и придут.
– Ага. А я пасхальный кролик, – говорит Стил с издевкой.
– Хватит, Стил. – Она пристально смотрит на него, и – о чудо! – Стил правда закрывает рот. – Уже поздно. Необязательно принимать решение сегодня. Я позвоню Дикону и обсужу этот вопрос. Вы оба можете идти.
– Но я хочу, чтобы я сама могла решать свою судьбу. Не вы. Не какая-то кучка престарелых дедов, которых я в глаза не видела. Это моя жизнь.
Сейбл тянется через стол и кладет руку поверх моей ладони. Я отдергиваю ее. Я не позволю эмоциям заглушить здравый смысл.
– Сегодня вечером мы ничего решать не будем, обещаю. У тебя был очень тяжелый день, тебе нужно отдохнуть. Неуязвимых среди нас нет.
Я смотрю на нее с сомнением.
– И в Совет не позвоните?
Она качает головой.
– Нет. Я лишь хочу рассказать Дикону о нашем новом открытии. Мы с тобой вернемся к этому завтра.
Я киваю и встаю со стула. Я валюсь с ног.
– Тогда ладно. Видимо, до завтра.
Я иду к двери, не обращая внимания на Стила позади.
– Эмбер, – зовет меня Сейбл. Я останавливаюсь и оглядываюсь через плечо. – Ты молодец. Я горжусь тобой.
Я опускаю голову, пытаясь скрыть заливающую лицо краску. Ничего не могу поделать с сиянием, которым отдается внутри ее тихая похвала. Впервые кто-то сказал, что гордится мной. Обычно все совсем наоборот. Я выросла, думая, что ничего не могу сделать правильно, что оставаться в тени – лучший способ избежать неприятностей.
– Спасибо, – отвечаю я почти шепотом – и выхожу.
Я как раз прокручиваю в голове события этого вечера, когда кто-то хватает меня за руку и разворачивает к себе.
Меня прижимают к стене. Внушительные объемы Стила не позволяют мне удрать. От ушей до кончиков пальцев ног по мне пробегает волна тревоги и раздражения.
Предательское тело.
– Ты что себе позволяешь? – Я толкаю его в грудь. Этот тупой верзила не двигается. Его руки упираются в стену по обе стороны от моей головы. Он настолько крупнее меня, что мне не видно света верхних ламп.