так что нас взял на буксир «Асахи». В полдень страшный взрыв потряс весь броненосец, и через полторы минуты он пошел ко дну, увлекая за собой почти всю команду. Грот-мачта точно перевесилась через передний мостик и с треском упала, раздробив рубку. Я помню, как барахтался в воде и что образовавшийся при взрыве водоворот втянул меня на глубину почти десяти футов. Когда я вновь появился на поверхности, меня подобрала одна из спущенных шлюпок. Это был ужасный опыт и большая потеря, потому что при взрыве погибла большая часть экипажа и кроме того, сам «Хатцусе» считался одним из наших лучших боевых судов».

Капитан пригласил меня в кают-компанию, где я провел все остальное время до вечера, рассматривая великолепные сабли и перелистывая чрезвычайно интересную старинную книгу с рисунками всех сортов сабель и указанием различных закалов стали.

Гибель «Хатцусе». Рисунок А. Чикина, 1904 г.

Владельцем этой книги и самой замечательной сабли был лейтенант Сато, пригласивший меня навестить его в Токио, где у него имеется редкая коллекция сабель числом около семидесяти штук.

В это время был сделан сигнал о приближении «Тайнан-Мару» и с закатом солнца вельбот с «Фусо» доставил меня на крейсер. Все приветствовали меня самым сердечным образом; мой старый вестовой Араи отвел меня в мою старую каюту, имевшую такой вид, точно я оставил ее за час перед этим. Но маленький садик в кают-компании имел совсем плачевный вид, а все сверчки умерли, хотя китайский угорь не пострадал от холода и по-прежнему оживлялся, если удавалось его расшевелить. Капитан Такахази сказал мне, что теперь в круг его обязанностей входит вылавливание мин в порт-артурском заливе и крейсер целый день проводит в разыскивании их, выходя на работу ежедневно в 8 часов утра.

Со времени моего последнего посещения Дальний очень вырос: явились целые ряды новых бараков, выстроенных для приема будущих порт-артурских пленных. Капитан над портом был новый и держал свой флаг на «Тайко-Мару», однотипном пароходе с «Тайнан-Мару».

Как я уже об этом упоминал выше, он был предназначен для занятия должности капитана над портом в Порт-Артуре — на ту же должность, которую он занимал десять лет тому назад после китайской войны. Он нисколько не сомневался, что четыре затонувших русских броненосца будут подняты, и с полной уверенностью говорил о будущем присоединении их к японскому флоту.

На следующее утро в 8 часов мы ушли на работы, производившиеся против самого Порт-Артура. Дул сильный северный ветер, делавший наше занятие еще более рискованным, чем обыкновенно, так как в свежую погоду мины часто скрываются под самой поверхностью воды, и мы очень легко могли наткнуться на таковую. Весь 20-й отряд миноносцев укрылся в Дальнем и не выходил оттуда целый день. У нас были выставлены лишние часовые, находившиеся все время на своих местах, с которых открывалось обширное поле зрения: двое сидели с подзорной трубой в вороньем гнезде на верхушке фок-мачты, трое или четверо стояло на баке, один или два с каждой стороны спардека и наконец, с обеих сторон мостика тоже было расположено по одному человеку. Ветер немного стих и при нашем возвращении часовые заметили плавающую мину. К рулю немедленно встал штурманский офицер и маневрировал таким образом, чтобы поставить крейсер на расстояние около 300 ярдов с наветренной стороны от ядовитой маленькой черной точки. Капитан и офицеры были на мостике, один лейтенант у дальномера и кроме обыкновенных часовых для наблюдения были вызваны на палубу все свободные люди.

На верхней палубе, под командой артиллерийского офицера, было собрано подвахтенное отделение и с расстояния 300 ярдов был открыт огонь, продолжавшийся около трех минут, так как движение волн сделало мину очень неустойчивой.

Несмотря на несколько удачных выстрелов, взрыва не последовало, пока ядро не попало в колпак; тогда мина взорвалась со страшным гулом и на большом пространстве кругом вода почернела от разлетевшегося пироксилина.

В шесть часов вечера мы возвратились на нашу якорную стоянку, где к нам подошел угольщик «Вестминстер»; от замерзших брызг воды нос его совершенно обледенел.

Каждый день мы неизменно отправлялись на вылавливание мин и особенно после бывшей недавно бури мы надеялись найти много этих опасных скитальцев. «Севастополь», все еще стоявший вне гавани, находился так близко к минным заграждениям, что нападение на него было бы слишком рискованным. Наступила совершенно зимняя погода и вода в чанах для купанья команды превратилась в крепкие куски льду; кроме того, я заметил, что в некоторых местах море дымилось, — верный признак, что оно было близко к замерзанию.

Показался целый флот из сотен джонок, мирно шедших по направлению к Чифу: вдруг они заметили на поверхности плавучую мину и между ними произошел настоящий переполох; смешно было смотреть, как они рассыпались в разные стороны, когда мы становились против ветра, занимая удобную позицию для стрельбы по мине; она взорвалась почти немедленно, потому что море было спокойно.

Не существовало никакого сомнения, что многие джонки, оставлявшие Порт-Артур, разбрасывали мины для русских. Практиковавшаяся метода была очень незамысловатой: с мины снимались верхние колпаки[26], и затем мину подвешивали под дном джонки. По приходе на желаемое место с кормы бросали якорь мины, перерезывали конец, прикреплявший мину к джонке и она была поставлена.

Адмирал распорядился сигналом, чтобы мы остались в гавани в этот день, и я воспользовался случаем, чтобы после полудня съехать на берег.

Хотя мы находились в ожидании приказа уйти в какой-нибудь японский порт для отдыха и исправлений, но мы не могли уйти раньше, чем не будет уничтожен последний русский броненосец. В Дальнем кипела деятельность: по всем направлениям пыхтели буксирные пароходы, тащившие за собой тяжело нагруженные джонки; суда у мола стояли в четыре ряда. Мы прямо направились в китайский город, где я надеялся накупить мехов: страшный холод пронизывал меня до мозга костей и единственное спасение — это была меховая одежда. В интендантском городке вдоль линии железной дороги лежали целые горы фуража и груды съестных припасов в ожидании перевозки к действующей армии.

Купив себе в китайском магазине шубу из овечьих шкур без подкладки, которая, казалось, могла служить надежной защитой от холода, мы направились на площадь. Там произносил речь какой-то оратор китаец на тему, глубины которой мы не могли понять; дорога была загромождена лавчонками под навесами, башмачники сидели за своей работой, а чайные лавочки торговали вовсю… Китайский котел для чаю — соединение чайника и печки: огонь разводится в самом котле, чай кладется в боковые углубления, наливается крутой кипяток и чай готов. У китайцев, вероятно, горло и желудок медные, потому что они пьют чай совершенно