принуждены постоянно переходить с места на место. Мы все находились в полной готовности у своих орудий, нисколько не сомневаясь, что они скоро выйдут из гавани; на моей обязанности лежало помогать докторам.

Ночь я провел на миноносце № 67, качаясь на зыби против Порт-Артура.

Раз как-то у меня с одним из друзей-офицеров зашел разговор о религии; его представление о Боге было — опора и помощь; о небе он говорил, как о месте, обитаемом отцом священников, но действительным Богом для японца является природа; они говорят о верховном существе, но не поклоняются ему.

Очень часто по вечерам мы слушали концерты на граммофоне: на крейсере был огромный запас пластинок с записанными японскими декламациями и песнями, между которыми я узнал хорошо известные мотивы из Гейши.

Для японцев являлось крайней необходимостью как можно скорее овладеть горой, известной под именем 203-метровой возвышенности, господствовавшей над фортами и городом, но для этого нужно было установить еще несколько тяжелых осадных орудий.

Хотя сама постановка их не представляла больших затруднений, но главной задержкой являлось то, что место для орудий заливалось бетоном, просушка которого требовала не меньше месяца.

Наконец была произведена решительная атака, подробности которой известны всему миру; японцы заняли позиции на 203-метровой горе; это решило судьбу крепости и оказалось началом конца.

На следующий день мне был сделан сигнал следующего содержания:

«Сеппингс-Райт от командира Ионахары. «Пересвет» сильно поврежден, оставлен командой; «Ретвизан» накренился на левый борт, ошвартовался на канатах, укрепленных на суше; «Полтава» погрузилась по верхнюю палубу; один снаряд попал в истребителя».

В эту ночь, в первый раз за все девять месяцев, Порт-Артур был погружен во мрак: прожекторы не светили. Накануне все суда получили предупреждение от адмирала Того внимательно следить за всем происходящим вокруг, так как в любой момент на следующую ночь можно было ожидать выхода русских истребителей. Предполагали, что они постараются сделать вылазку, но не исключалась возможность и того, что они захотят прорваться в Чифу, где суда взорвут, а команда перейдет на берег или на китайские корабли.

С минуты на минуту можно было ожидать конца. Японские войска стояли напротив Мукдена и только ждали замерзания реки для облегчения переправы. По сведениям сигнальной станции почти все русские броненосцы были выведены из строя. Собственно говоря, Порт-Артур уже находился во власти Японии, хотя фактически он еще не был в наших руках.

С заботливой предусмотрительностью, характеризующей всякую японскую организацию, уже был назначен адмирал для командования портом, чтобы в тот же момент, когда над городом взовьется флаг Восходящего Солнца, вошедший в него со своим штабом адмирал мог принять в свое заведывание оставленные доки, мастерские и магазины.

Затопленные русские корабли на рейде Порт-Артура. Слева направо: броненосцы «Пересвет», «Полтава», «Ретвизан», «Победа» и крейсер «Паллада».

Я обратился с просьбой к адмиралу Того разрешить мне снова возвратиться в Дальний на «Тайнан-Мару», чтобы присутствовать при падении Порт-Артура. Фактически блокада кончилась и командир миноносца, капитан Миаки приехал проститься со мной перед отправлением в Японию.

Многие суда уходили и целые флотилии сампанов вылавливали мешки с углем, упавшие за борт при торопливой нагрузке миноносцев.

Сбор был очень обилен: некоторые лодки шли к берегу, нагруженные до самого верху. Мой вестовой Фукушима усердно трудился над укладкой вещей. Так как очередное почтовое судно отходило на следующий день ровно в восемь часов утра (к слову сказать, в это расписание входили только два миноносца, поддерживавшие постоянное сообщение между Дальним и различными флотами и гаванями), один из моих приятелей предложил довезти меня до Дальнего на миноносце № 62 из 20-го отряда, который должен был выйти немного позднее.

В девять часов утра вещи были уложены и капитан Кимура прислал за мной с просьбой прийти в кают-компанию, где собрались все офицеры. Там он простился со мной от имени всего корабля, прибавив несколько очень лестных слов по моему адресу. Выпив саке, я сказал небольшую речь, в которой поблагодарил их за дружбу и доброту, оказанные мне во время моего пребывания на их корабле.

Из порт-артурской гавани вышел «Севастополь», единственный броненосец, оставшийся у русских, очевидно с намерением прорваться в море и сделать отчаянную попытку к бегству. Но командир его, должно быть, изменил первоначальный план, так как «Севастополь» стал на якорь на внешнем рейде. Японцы считали его выведенным из строя с тех пор, как он за несколько месяцев перед тем наткнулся на мину, а оказалось, что он спокойно в это время чинился. Как бы то ни было, русские основательно починили Севастополь и вывели его из дока[25] в ту ночь, когда мы заметили отсутствие прожекторов; нужно сознаться, что он не имел никаких шансов на успех, находясь между японской армией и эскадрой адмирала Того.

«Севастополь»

В 9 1/2 часов утра я спустился в паровой катер, провожаемый прощальными криками «Банзай». Расставание с моими японскими сослуживцами глубоко отзывалось в моем сердце, потому что они относились ко мне очень дружелюбно, помогая мне всем, что только было в их силах, так что из всех пережитых мною кампаний проведенное с ними время было безусловно самым приятным. Офицеры и матросы долго махали мне платками и фуражками в знак прощального привета.

Миноносец № 62 вышел сразу из гавани, и мы полетели стрелой с волны на волну в сопровождении остального отряда. После часового нырянья, обогнув южный мыс, мы вошли в более спокойные воды Талиенванского залива. При входе в гавань Дальнего нигде не было видно «Тайнан-Мару» и я отправился на «Фусо», флагманское судно адмирала Ямада. Там мне сообщили, что «Тайнан-Мару» ушел на вылавливание мин и вернется не раньше вечера, так что временно я поместился на «Кантон-Мару».

Этот великолепный пароход принадлежал прежде русским, но был захвачен у Дальнего. Японцы сделали из него род плавучей мастерской. Рядом с ним стоял русский истребитель, взятый японцами в плен в гавани Чифу; на нем делались некоторые мелкие исправления с целью приспособить его для перехода в Японию; по приведении его там в полный порядок он будет назначен в состав одного из отрядов. Транспортом «Кантон-Мару» командовал капитан Наикао, франтовато выглядевший изящный моряк, который очень любезно принял меня в своей собственной каюте и приказал тотчас подать завтрак. Поговорить с ним было очень интересно, так как он командовал злополучным «Хатцусе», когда тот взлетел на воздух. Он рассказал мне следующее. «Когда в 10 часов утра мы коснулись мины, я стоял на переднем мостике; хотя мина нам причинила и очень незначительные повреждения, но они были совершенно достаточны, чтобы лишить нас возможности идти далее под собственными парами,