завет и в то же время выполняло определенные гигиенические функции. В православии это праздник. Но когда вы всерьез понимаете, что это за процедура, невольно начинаете ее как-то визуализировать, и наступает сильнейший когнитивный диссонанс: ведь у вас есть представление о всемогущем Боге, а здесь какое-то обрезание. А почему мы это празднуем? Дело в том, что этот праздник был установлен как раз в борьбе против монофизитства – с целью подчеркнуть, что у Христа действительно была человеческая природа и человеческая плоть. Этот праздник подкладывает бомбу замедленного действия. Мы верим в смерть и воскресение Христа в теле и говорим, что тело Христа не истлело и смерть побеждена, никакая часть тела Христа не истлела. Для нашего сознания допустить вероятность, что тело Христа могло истлеть – это невозможно. Это же Бог! Но если кусочек плоти отсекается, он больше не является частью Иисуса. Что с этим делать? Эта отсеченная крайняя плоть нетленная лежит где-то до сих пор или все-таки истлела? Это всего лишь маленький пример для того, чтобы подумать о том, как обновляется человеческое тело.

Этот эпизод, где Иисус не может совершить какие-то чудеса, крайне любопытен. Его обесценивают, он это считывает. Если мы действительно хотим признавать, что Иисус – это человек, тогда нельзя отказывать ему ни в каких проявлениях человечности. И именно это во все времена и было озарением для людей: коль скоро Иисус настоящий человек, такой же, как я, и в нем действует Бог, значит, и во мне Бог может действовать так же! После такого осознания вытеснение Бога в какие-то особенные места должно уходить, преодолеваться. Но для этого надо действительно допустить, что Иисус – настоящий человек. Представляя его человечность какой-то особенной, избавленной от греха, мы лишаем смысла всю эту историю с его воплощением. Только понимая его человечность как самую обычную, можно постичь главную идею: в лице Иисуса человеческая психика наконец-то преодолевает разделение между божественным и человеческим. То, что раньше было выселено на небо и отчужденно как то, до чего дотянуться невозможно, оказалось прямо внутри человека. В лице Иисуса мы наконец-то впервые сталкиваемся с синтезом верха и низа: божественного и человеческого, наконец-то осознаем, что Бог живет в человеке.

До Христа человеческая психика была неспособна воспринять эту истину. Но сказать, что после его жизни все люди резко стали понимать, что это возможно, было бы преувеличением. Для многих это стало откровением и сильнейшим образом повлияло на человеческую культуру, но если мы посмотрим сегодня вокруг, то увидим, что человеческая психика по-прежнему склонна вытеснять Бога изнутри себя. А если и звучат какие-то разговоры в духе «главное, чтобы Бог был внутри», чаще всего, это полное обесценивание фигуры Бога вообще, постмодернистская игра. Когда мы говорим: «Бог во мне», скорее всего, это означает, что мы просто очень сильно упростили Бога. Чтобы понять эти слова правильно, нужно действительно столкнуться с амплитудой колебания между верхом и низом и наконец-то осознать, что этой амплитудой являешься ты сам, что твой рост – буквально от земли до неба. (Кстати, вот о чем архетипическая история про великанов и титанов.) Только в этом случае сознание действительно меняется, а до тех пор, пока оно не изменится, мы будем говорить: «Это же Ванька из соседнего подъезда! Он не может быть пророком. Какой-нибудь батюшка или патриарх – может, у него особые дары, а я или мой сосед – нет. Во мне и рядом нет никаких особых даров и быть не может».

Мк. 6:7–13 «И, призвав двенадцать, начал посылать их по два и дал им власть над нечистыми духами. И заповедал им ничего не брать в дорогу, кроме одного посоха: ни сумы, ни хлеба, ни меди в поясе, но обуваться в простую обувь и не носить двух одежд. И сказал им: если где войдете в дом, оставайтесь в нем, доколе не выйдете из того места. И если кто не примет вас и не будет слушать вас, то, выходя оттуда, отрясите прах от ног ваших, во свидетельство на них. Истинно говорю вам: отраднее будет Содому и Гоморре в день суда, нежели тому городу. Они пошли и проповедовали покаяние; изгоняли многих бесов и многих больных мазали маслом и исцеляли».

После этого повествование переключается на другое: «Царь Ирод, услышав об Иисусе, – ибо имя Его стало гласно, – говорил: это Иоанн Креститель воскрес из мертвых, и потому чудеса делаются им». И дальше рассказывается хорошо известная история про убийство Иоанна Крестителя. После нее речь снова идет об апостолах:

Мк. 6:30–33 «И собрались апостолы к Иисусу, и рассказали Ему все, и что сделали, и чему научили. Он сказал им: пойдите вы одни в пустынное место и отдохните немного, – ибо много было приходящих и отходящих, так что и есть им было некогда. И отправились в пустынное место в лодке одни. Народ увидел, как они отправлялись, и многие узнали их; и бежали туда пешие из всех городов, и предупредили их, и собрались к Нему».

При прочтении возникает ощущение, что именно в это время, пока апостолы проповедовали, Ирод казнил Иоанна. Из других Евангелий мы знаем, что на самом деле все было не совсем так. Здесь Марк излагает, скорее, воспоминания о том, как все происходило. Выстраивать на этом хронологию было бы поспешно, потому что даже само повествование о событиях, связанных с Иоанном Крестителем, двоякое. Но по какой-то причине здесь эта история помещена в контекст другой, где Иисус посылает апостолов, и они к нему возвращаются.

Для начала важно понять, кто такие апостолы. Апостол в еврейской традиции – полномочный представитель, посланник. Любопытно, что в седьмом стихе сказано: «призвав Двенадцать, начал посылать их по два». А когда читаем в конце, в 30-м стихе, видим: «и собрались апостолы к Иисусу». Кстати, здесь первый раз в Евангелии от Марка 12 учеников названы апостолами, до этого они назывались просто «двенадцать». Как бы их «апостольство» наконец-то состоялось. Почему Иисус посылает их по два? Во времена Ветхого Завета существовало правило, что принимать свидетельство можно в том случае, если свидетелей как минимум двое. Только тогда его можно считать истинным. Почему два, а не три или пять, и почему одного недостаточно? Здесь мы сталкиваемся с психологией архетипов. У человека два глаза, два уха, две ноздри, две руки, две ноги. Эту двоичность люди замечали в себе с того момента, как обрели самосознание. Может быть, человек еще не умеет считать, но то, что у него и у всех других два глаза, он