В описываемое время ему было 60 лет. Когда в Австрии былообнародовано бреве папы Климента XIV об уничтожении иезуитского ордена, Губербыл последний из австрийских иезуитов, сложивший с себя привычное платье иоставивший обеты общества Игнатия Лойолы.

Однако вскоре он узнал, что в России, в Белоруссии,продолжают действовать иезуитские колледжи. Губер явился в Полоцк и началпреподавать в тамошнем колледже, используя свои поистине уникальные знания.Благодаря своему фанатизму он скоро стал считаться надеждой всех российскихиезуитов.

Полоцк уже представлялся тесным и малым для его души,питавшейся грандиозными замыслами; Петербург более соответствовал той громаднойдеятельности, которую он собирался развернуть.

Никто из членов общества не мог так хорошо замаскировать искрыть под мантией ученого истинные стремления и сутану иезуита, как Губер.Ученая известность его как физика, химика, гидравлика, мелиоратора, специалистапо осушению болот уже была распространена в Петербурге.

Российская Академия наук в те времена была тесно связана сбелорусским иезуитским обществом, иезуиты, посещавшие столицу, всегда былиблагосклонно принимаемы нашими академиками. Именно академия была избрана ширмойдля прикрытия истинной цели приезда Губера в Петербург.

Предлогом было открытие выставки, на которой следовалопредставить академии некоторые изобретения белорусских иезуитов, например,ножницы для стрижки тонкого сукна, разные насосы, скульптурные произведения.

Выставка действительно открылась; Губер действительно посещалакадемию, но гораздо чаще он делал визиты польским и русским вельможам, трудясьнад приобретением себе покровителей и друзей в Петербурге.

Одной из первых жертв Губера стал поляк граф Иллинский. Этобыл любимец императора Павла, осыпанный ласками; подарками и орденами, имевшийтакое влияние на государя, что тот по его ходатайству приказал дать свободуодиннадцати тысячам мятежных поляков, высланных при Екатерине в Сибирь.

Это было ценное приобретение Губера! Ему удалосьвосстановить Иллинского против католического митрополита в РоссииСестренцевича, убедить графа: новоизданный регламент для римско-католическогодуховенства противоречит церковным канонам, угрожает гибелью иезуитскомуобществу и всей латинской церкви в России, эти реформы носят якобинский иреволюционный характер.

Возмущенный Иллинский теперь прожужжал императору все уши,рисуя деятельность Сестренцевича самыми черными красками, уверяя, что тот-де всговоре с англичанами (не зря его называют в церковных кругах кальвинистом!) исчитает приверженность русского государя Мальтийскому орденупротивоестественной.

Нельзя было сильнее оскорбить императора…

Привлечен Губером на свою сторону был и польский вельможаМануччи. Отец его был итальянец, авантюрист, разбогатевший в Польше благодарятому, что он шпионил там для Потемкина.

Питая свою любимую мечту сделаться королем польским,Потемкин через Мануччи вызнавал настроения в Польше и западных губернияхРоссии.

Услуги итальянца были чрезвычайно щедро оплачиваемы.Итальянец также шпионил и за самим Потемкиным, благодаря чему ему были известнымногие тайны из жизни светлейшего, неведомые даже Екатерине.

Сын этого итальянца, зная всю ненависть Павла к бывшемувозлюбленному матери, выдал тайну ремесла своего отца (к тому времени умершего)государю, а с этим — и некоторые интимные и государственные тайны Потемкина, зачто начал пользоваться огромным доверием императора.

Дело доходило до того, что жена Мануччи бывала в числевесьма немногих избранных на императорских домашних ужинах и вечеринках.

С помощью Мануччи и Иллинского к числу сподвижников Губеравскоре присоединились Северин Потоцкий, Корсак, Понятовскин, Николаи,исполнявший должность правителя канцелярии императрицы, ну а там и многие изтех русских вельмож, жены которых были совращены в католическую веру.

Голицыны, Свечины, Головкины, Васильчиковы, Шуваловы,Протасовы… Это начиналось как мода, некое легкое увлечение, однако вскоре дошлодо того, что даже жена Федора Ростопчина приняла католичество.

Ростопчин, ближайший советник государя, вскоре тоже начал поговариватьв кабинете государя о том, что латинство есть единственное христианскоевероисповедание, поддерживающее начало монархическое, воспитывающее народы вбеспрекословной покорности властям, в правилах нравственности и благочестия.

Именно поэтому кардинал Литта в свое время сообщал папе Пию,что восстановление католического ордена в России (на территории Белоруссии)есть желание русского императора и русского дворянства…

Теперь уже и Ростопчин, еще недавно гневно изобличавшийперед императором злоупотребления тайных иезуитов братьев Литта начал не толькопринимать у себя Губера, но и прислушиваться к его осторожным речам.

А эти речи сводились к следующему: Россия, государь которой— гроссмейстер католического ордена, не может и не должна иметь у себя всоюзниках протестантскую Англию!

Не пора ли государю одуматься и понять: будущее для России всоюзе с новой наполеоновской Францией! Надо отряхнуть с ног своих прах бывшихзаблуждений, изгнать из Митавы прочно прижившегося там Людовика XVIII иобратить свои взоры к новому солнцу.

Наполеон Бонапарт был масоном. Как и мальтийские рыцари,масоны-стали новым прикрытием иезуитов. Иезуит Губер представлял в России нетолько интересы ордена, но и шпионил для Первого консула.

И все-таки пастору мало было влияния на государя черезблизких ему лиц. Он жаждал непосредственной встречи и не сомневался, что такили иначе сумеет подчинить влиянию своей сильной личности эту слабую,неврастеничную натуру.

Судьба недолго испытывала терпение Губера. Во время егопребывания в Петербурге императрица Мария Федоровна начала страдать мучительнойзубной болью; придворные врачи использовали все свое знание и искусство,испытали все медицинские средства для ее излечения.

Но все старания не имели успеха и только раздражалигосударыню. Болезнь императрицы обеспокоила и самого государя. При такомсостоянии люди готовы охотно выслушивать всякие советы и принимать лекарства отвсех, не разбирая личности.

Губер узнал о том, что происходит, от Иллинского и возгласил,что случившееся — перст божий. Упустить подобный случай привлечь к себевнимание императора было никак нельзя.

Губер написал просьбу к императрице и просил позволениялично представиться ей и предложить средства для исцеления болезни. Иллинский иКутайсов устроили так, что императрица прочла письмо.