к начальнику нашего паспортного стола Федорову и взяла форму номер пятнадцать. Знаешь, что это такое?

— Разрешение на выписку и прописку.

— Верно. Она желает выписаться с Тверской и прописаться здесь.

— Значит, она решила продать квартиру на Тверской?

— Чего не знаю, того не знаю, но мне кажется, что она — очередная жертва. Так, может, поговорить с ней, откровенно, по-бабьи, выложить все начистоту?

Родин вспомнил свой разговор с главным режиссером Молодежного театра и задумался.

Если Краковская действительно беспредельно верит и предана Редькину, то предложение Кудимовой дьявольски опасно, но если она почувствовала неладное, узрела в чем-то подвох со стороны своего кумира, то игра стоит свеч: взвесив все «за» и «против», Краковская бросится в атаку — выяснять отношения, и события начнут развиваться с головокружительной быстротой, как на шахматной доске во время цейтнота двух мастеров международного класса. Так может, рискнуть?

Родин осторожно вытащил из рук Кудимовой сигарету, докурил ее и, погасив, Спросил:

— Ты можешь ее подождать?

— Могу.

— Так вот, сиди и жди моего звонка.

Кудимова вытянула ноги, откинулась на спинку кресла и посмотрела на Родина так, как умела делать только она — спокойным, глубоким, насквозь пронизывающим взглядом.

— Хочешь посоветоваться со Скоковым?

— Хочу! — рявкнул Родин, чувствуя себя букашкой, которую рассматривают под микроскопом. — Ибо не желаю попасть в положение Яшки, по инициативе которого Добровольского отправили на тот свет.

Взгляд Кудимовой мгновенно изменился — стал томно-притягивающим.

— Милый, а чего ты так нервничаешь? Иди ко мне…

Родин послал свою возлюбленную к чертовой матери и выскочил за дверь.

— Яша, — сказал он, усаживаясь в машину. — У тебя есть жучки?

— Найду.

— Иди и быстренько поставь.

— А кого здесь слушать-то?

— Папу римского! — Родин откинулся на спинку сиденья и подумал: «Она не успокоится до тех пор, пока Редькина не кастрируют».

Скоков с Красиным, расположившись в беседке, играли в шахматы. Кефир спал у ног хозяина, положив голову на лапы. Во сне он иногда взвизгивал, по телу пробегала трепетная дрожь.

— Что-то снится ему, — сказал Скоков, сделав очередной ход. — Интересно что?

— Кошки, — буркнул Красин. — А может, крысы. Он вчера одну у входа в подвал придушил.

— Молодец!

С крыльца спустился Борис Волынский — в спортивном костюме, кроссовках. Сделал несколько гимнастических упражнений, затем подошел к перекладине, которую соорудил Яша, и, с полумаха крутанув «солнце», выполнил соскок-сальто. Охранник Миша Краев, который занимался дзюдо и каратэ, отбросил в сторону гаечный ключ — он ремонтировал машину — и встал в боевую стойку. Волынский мягко улыбнулся.

— Миша, ты знаком хотя бы с основами рукопашного боя?

— У меня черный пояс.

— Это — детская забава.

— Я хочу проверить… — Лицо Миши напряглось и приняло сосредоточенное, полное отчаянной решимости выражение.

— Миша, ты — спортсмен, я — военный, а это другое дело. Спортсменам и военным трудно тренироваться вместе — у них разные цели.

— Моя цель — победить, — сказал Миша. — А ваша?

— Обезвредить нападающего с ножом или убить его без лишнего шума.

— Давайте попробуем. — Миша вытащил из чехла у пояса десантный нож. — Готовы?

— Да.

Миша глубоко втянул в себя воздух и стал приближаться к Волынскому с застывшей на губах улыбкой. «Он опасен, — подумал Волынский. — Улыбочка, как у Леши Градова, когда он тебе всаживает нож в почки», — и принялся внимательно следить за противником, чтобы уловить момент, когда будет нанесен удар, поскольку тысячу раз убеждался, что удар ножом может действительно быть моментальным.

Когда в глазах Краева промелькнула решимость к действию, Волынский мгновенно, одним движением, выставил вперед две руки, чтобы встретить удар как можно раньше. Он захватил и сжал запястье правой руки Краева и предплечье левой, выставив одновременно правое колено, направленное в диафрагму противника. Затем круговым движением поднял обе руки и всем корпусом подался назад.

Краев тут же потерял равновесие, его рука с ножом, заломленная назад, вывернулась, и он, внезапно почувствовав острую боль, выронил нож, который Волынский был уже готов поднять. Однако за мгновение до того, как оба упали на землю, Волынский выхватил свой — несуществующий кинжал — и ребром ладони жестко ударил противника по сонной артерии. Не издав ни единого звука, Краев опрокинулся на спину и… замер, поглядывая на мир пустыми, казалось, лишенными жизни глазами.

— Вот это да! — воскликнул Яша, наблюдавший за этой сценой вместе с Родиным с крыльца. — Борис Николаевич, вы его не убили?

— На две минуты, — сказал Волынский, поднимаясь.

Вскочил, обеспокоенный случившимся, и Кефир, подбежал к своему «крестному отцу», обнюхал и лизнул в щеку. Миша зашевелился, посмотрел вокруг оголтелым, ничего не соображающим взглядом, увидел нож, который валялся в траве, тряхнул головой, встал и молча пожал Волынскому руку.

— За науку спасибо, — сказал он и посмотрел на Яшу. — Карбюратор привез?

Яша молча протянул ему завернутый в тряпку карбюратор.

— У «афганцев» достал.

— И притащи домкрат. Колесо сменим и — порядок.

Родин поздоровался с Волынским и протянул Скокову конверт.

— Что это?

— Завещание.

Письмо Добровольского произвело впечатление на всех — Скокова, Красина и Волынского. Порадовало и Яшу — исповедь покойника снимала с него часть вины за содеянное.

— Что скажете? — спросил Скоков отвердевшим, начальственным голосом. Черты лица его разгладились, и он совершенно незаметно для окружающих из добродушного домашнего кота превратился в голодного тигра — жгучий блеск в глазах, мягкая резкость движений, готовность к последнему, завершающему охоту прыжку.

— Мы обязаны выполнить волю покойного, — ответил за всех Красин. — Он не только оплатил все наши услуги, но и выдал нам аванс — деньги на дальнейшее расследование.

— Где деньги?

Родин вытащил из чемодана Добровольского целлофановый пакет, под завязку набитый стодолларовыми купюрами, и бросил его на стол.

— Восемьдесят тысяч.

— Считал?

— Да.

— Ну и что нам с ними делать?

— Открыть валютный счет, — сказал Красин.

— Зачем же делиться с государством? — хмыкнул Волынский. — Это неразумно.

— Тогда положить в Госбанк и пользоваться месячным процентом.

— Если к власти придут коммунисты… В общем, валютные счета могут заморозить, и мы останемся «на бобах».

— И что ты предлагаешь?

— Открыть счет в Бельгии. Начальник отдела иностранных счетов Кредитбанка господин Торп мой добрый знакомый… И мы будем иметь неплохие проценты. И стопроцентную гарантию, что не обанкротимся.

— А если деньги нам потребуются немедленно? — спросил Родин.

— Все операции можно производить по телефону, — усмехнулся Волынский. — Звоните, называете код, и вам переводят деньги в любую точку земного шара.

— Это законно?

— Вы свободный человек свободной страны. — Волынский улыбнулся, нехорошо улыбнулся — с легкой издевочкой. — Поэтому имеете право хранить свои деньги, как и многие члены правительства, в любом банке любой страны.

— Я подумаю, — сказал Скоков, смахнув