Федор все с большим удивлением слушал Наташу-Барби. Она говорила ровно и взвешенно, оставаясь спокойной, и, похоже, ее совершенно не смущала тема супружеской измены и секса.

— Бедный Иван, — сказал он.

Наташа-Барби улыбнулась.

— Нет. Он принимает правила игры, он один из них. Его истерика и отчаяние — это такое же творчество и игра, как его фотография. Вы видели его работы?

Федор кивнул.

— То, что произошло между ними, даст ему толчок к новым вершинам… извините за пошлость. Художник живет такими всплесками.

— Наташа, откуда вы все так хорошо знаете? — не выдержал Федор. — В вашем юном возрасте…

— Я много читаю и много думаю, — серьезно ответила девушка. — Многие даже не догадываются, какое потрясающе интересное занятие — думать! Вы, как философ, должны знать. Гибкость ума и тела… вот где совершенство. Вы никогда не занимались йогой?

— Я всегда считал, что йога белому человеку недоступна.

— Согласна. Но путь к совершенству доступен всем, нужно желание. Я не знаю, Федор, кто убил Зою. Вы упомянули, что ее усадили у кресла с куклой… это тоже творчество, театр. Та же богема. Символ. Чего? Зависит от чувства, которое испытывал убийца. Страх, месть, ненависть. Убийство-спектакль, работа на публику… Возможно, послание кому-то, и этот кто-то прекрасно все понял.

— Возможно, поэтому произошло следующее убийство?

Наташа-Барби взглянула на Федора с любопытством.

— Возможно. Эффект лавины. И снова спектакль, акт второй. И снова все крутится вокруг куклы. Какой-то фетиш эта кукла, даже сломанная. Хотя… — Она задумалась.

— Хотя?.. — подтолкнул Федор.

— Хотя это могла быть попытка бросить подозрение на кого-то, а кукла ни при чем. Не знаю. Можно говорить что угодно…

— То есть вы не заметили ничего, что подтолкнуло бы к возможному мотиву?

— Федор, я вся в своих мыслях. Я не смотрю по сторонам. То, что я сейчас сказала, не имеет ничего общего с фактами, понимаете? Возможно, не имеет. Просто мне нравится думать.

Она все больше напоминала Федору оракула, чьи слова можно толковать двояко, даже трояко. Она была необычной девушкой, и речи ее были необычны для столь юного создания…

— Какие отношения у Димы с отцом? — вдруг спросил он.

— Нормальные, — ответила она мягко. — Они друг друга понимают.

— Федор, не слушайте ее! — вдруг раздалось из-за ширмы; в следующий момент ширма с грохотом обрушилась, и Федор увидел растрепанного и полуголого Дима, сидящего на кровати. Наташа и бровью не повела, лицо ее оставалось спокойным и доброжелательным. — То, что она несет, на голову не налазит, не вздумайте искать какой-то смысл. У меня поначалу крыша ехала, пока не привык. От каждого по способностям. От нее — покой и красота. Остальное неважно, включая плоды раздумий. Если хотите знать мое мнение — Зою убил Мишка! Они все время собачились, она была умнее и прикладывала его от души, любо-дорого послушать, вот он и оттянулся. Оставил последнее слово за собой. Даже не сомневайтесь. Тем более она перепихнулась с вашим другом Иваном, что обидно, будь вы хоть тысячу раз выше этого и богема. По вашему лицу вижу, что вы хотите спросить, откуда я знаю? Это бросалось в глаза — взгляды, жесты, слюни… то, как он побежал, когда она шепнула ему, что сейчас придет. Наташка права. Нам всегда кажется, что никто ничего не замечает… что есть недальновидно и попросту глупо. А Марго… я ставлю на адвокатишку. Мотив? Хрен его знает. Может, старое знакомство, может, шантаж. Она была способна на все, подлючая и злая. И непонятно, откуда взялась. Он тоже парень не промах, и непонятно, откуда взялся. А может, Елена, та еще штучка. Тоже способна на все, неудачница, дико завидовала своей подружке Марго. Сцепились из-за Андрюхи, я видел, как они обе на него смотрели и шептались. Сейчас вы спросите, а кто Андрюху? А никто, не вписался в поворот и хана. Куда делся? Завалило снегом. И собаку никто не травил, она была старушка, наша Нора. Пришла пора. Отца жалко, это человек с большой буквы. И что самое паршивое, мы с ним в последнее время не контачили… человеку кажется, что у него много времени впереди, успеет помириться, попросить прощения, сказать, что любит. А вот шиш! Нету у него времени, все равно куча дел останется незаконченных. Но будем надеяться. — Он покивал скорбно. — А если вы думаете, что это я подсуетился из-за наследства, то шиш! Никакие деньги не стоят человеческой жизни… даже самого паршивого человека. Я работаю, Наташка зарплату получает, нам хватает. Сейчас, правда, временно безработный. Кстати, вы, кажется, в нашем педе? Вам лаборанты на кафедру не нужны? Я окончил литературный, мог бы сочинять расписание и планы занятий, а? Устроите — с меня бутылка.

— Я спрошу. Дим, вы помните тот вечер, когда журналист поехал в поселок?

— Помню. Отец разрешил Андрюхе взять «Лендровер»… даже мне не дает, а тут расщедрился. Тот сам не свой был от радости. Дядя Паша сказал: все вылакали, больше нету, в смысле, есть энзэ на юбилей и на Новый год, так что временно сухой закон. Все, приехали. Ну, Андрюха говорит: я смотаюсь в поселок. Часа за два до ужина… около пяти примерно. Или позже? Точно не помню.

— А почему он поехал один?

— Почему один? — Дим задумался. — А черт его знает! Я не думал, что он так резко рванет, пока оделся, то, се, выхожу, а его уже и след простыл. Не, я не в обиде, мы не уговаривались. Ну, я вернулся к себе, передремал малость, потом пошел в гостиную, там уже народ тусовался перед ужином.

— Кто там был, помните?

— Кто был… Наташки не было точно. Ты где была? — обратился он к Наташе-Барби. — Сидела в асане на веранде? — Девушка промолчала, но Диму и не требовался ответ. Он уже несся дальше. — Адвокаты были, он смотрел в окно, она читала книжку. Иван пускал слюни около Зои… — Он протяжно вздохнул. — Шикарная женщина. Марго ходила туда-сюда… хозяйка! Елена сидела на диване, обложилась подушками, с насморком, страдала. Отца не было, хандрил. Мишка приходит точно к ужину. Между обедом и ужином спит. Ребят, говорю, а где гонец, вернулся уже? Не вернулся. Ну, мы решили, что загулял. Я выпросил у дяди Паши пару бутылок водки, у кого-то из девочек оказалась в заначке какая-то сладкая муть, еще Лиза выдала домашнее винцо, из ежевики… ничего так посидели. А потом кто-то говорит: «А где журналист?» А времени уже за полночь. Мы переглядываемся, Елена, кажется, кричит: «Надо идти искать!» Ну, мы и потопали. Было уже два. Он слетел с дороги на повороте, это с полкилометра от Гнезда… получается, почти сразу, как уехал. Машина перевернулась, лежала внизу на боку. Хорош защитничек! «Лендровер Дефендер»… в переводе «защитник», — пояснил он. — Стекло разбито, никого нет. Фары еще горели. Непонятно, чего он слетел, спешил, видимо, и не заметил поворот. Погодка была мерзопакостная, повалил снег, но дорога еще была. Мы сидели, киряли, а он в это время… — Дим махнул рукой. — Он нормальный был, жаль, конечно… если бы сразу пошли искать…

Наступила пауза. Все молчали.

Федор поднялся.