– Да, мама. Бюстгальтеры и…

– Кэролайн, мне известно, что означает белье.

– Мама, не придирайся, пожалуйста.

– Что ж, даже если Пол уцелеет в этой войне, на мужчин не стоит полагаться.

– Я просто хочу знать, как он там.

Мама распорола шов на подкладке из атласа цвета лаванды.

– Эти французы, ну, ты знаешь, как это бывает. Дружба с женатым мужчиной – для них обычное дело, но…

– Мама, я просто хочу получить еще одно письмо.

– Вот увидишь – война закончится, и он постучит в твою дверь. Немцы наверняка пристроили его в какое-нибудь особенное место. Он ведь знаменитость, в конце концов.

Об этом я не подумала. Станут ли немцы выделять Пола среди прочих в связи с его известностью?

К утру мы завалили кровать в гостиной восхитительной детской одеждой. Мягкие курточки и брючки. Джемперы и шапочки.

Я оттащила все это на работу и свалила на стол Пиа, так как саму ее найти не смогла.

Спустя несколько недель в моем кабинете поселилось семейство из трех поколений Лебланков. Они как раз по очереди мылись в дамском туалете консульства, когда Рожер распахнул дверь в кабинет и замер на пороге. Ручку двери он не отпускал, а лицо у него было серым, как его рубашка. У меня сжалось сердце. Такое лицо – верный признак дурных новостей. Брови сдвинуты, губы плотно сжаты. Я решила: пока он не закроет дверь, со мной все будет хорошо.

Рожер пригладил волосы:

– Кэролайн…

– Рожер, говори.

– У меня есть новости.

Я вцепилась в картотечный ящик.

– Просто скажи.

– Ки, боюсь, новости плохие.

– Мне лучше сесть?

– Думаю, да, – подтвердил Рожер и закрыл за собой дверь.

Двери вагона открыли, а мы не могли сдвинуться с места.

– Все на выход! Живо! – крикнула конвоирша с платформы.

Они тыкали нас дубинками и били кожаными кнутами. Если вас не били кнутом, поверьте на слово – боль просто обжигает. Меня вообще до этого никогда не били, так что каждый удар был шоком. Но хуже всего – собаки. Они лаяли и клацали зубами так близко к моим ногам, что я чувствовала тепло их дыхания.

– Воняете, как свиньи, – бросила одна конвоирша. – Полячки. Ясное дело – все в дерьме.

Это меня просто взбесило. Дали нам одно маленькое ведро и теперь недовольны, что от нас пахнет?

В то воскресенье на рассвете нас быстрым шагом погнали через Фюрстенберг. Мы шли колонной по пять в ряд. С одной стороны от меня шла мама, с другой – миссис Микелски с Ягодой на руках. Я оглянулась. В ряду у меня за спиной шагали Зузанна и Луиза, глаза у них словно остекленели от ужаса, к которому нам вскоре предстояло привыкнуть. Фюрстенберг напоминал средневековую деревню из книжки сказок: дома с крышами из дерна, а в ящиках под окнами – красные петуньи. Все ставни были закрыты.

Немцы еще спят в своих теплых постелях? Одеваются перед походом в церковь? Я уловила в воздухе аромат свежезаваренного кофе – кто-то точно проснулся. В одном доме на втором этаже ставни приоткрылись и сразу захлопнулись.

Те из нас, кто не поспевал за общим строем, получали за это сполна – их били конвоирши и хватали за ноги собаки. Мы с мамой помогали миссис Микелски не сбиться с шага, а она массажировала посиневшие от холода ступни своей малышки.

Нас гнали по мощеной дороге вдоль озера.

– Какая красота, – пробормотала у нас за спиной Луиза. – Интересно, мы сможем купаться?

Ей никто не ответил.

Что с нами будет? В конце концов, это Германия. В детстве я всегда радовалась путешествиям в Германию. Так обычно бывает, когда уверена, что скоро вернешься домой и, в принципе, знаешь, чего ждать. Например, когда в первый раз идешь в цирк, ты все равно имеешь представление о том, где окажешься и что увидишь.

В этот раз все было далеко не так.

Вскоре мы увидели огромное кирпичное здание, у него дорога и заканчивалась. В сентябре здесь, на севере, листва на деревьях уже сменила окрас: между елей выделялись ярко-желтые и огненно-красные кроны. Даже высаженный вдоль фундамента здания шалфей стал красным, как нацистский флаг.

По мере того как наша колонна приближалась к зданию, оттуда все громче доносились звуки немецкой патриотической музыки. Я почувствовала запах вареной картошки, и у меня заурчало в животе.

– Это КЦ, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказала женщина у меня за спиной. – Концентрационный лагерь.

Я никогда не слышала о таких лагерях и не знала, что означает «концентрационный», но от этого слова похолодела.

Мы подошли к высокой гладкой стене вокруг лагеря, миновали зеленые металлические ворота и оказались на окруженной низкими деревянными домами площади. Даже сквозь громкую музыку я слышала, как гудит от высокого напряжения колючая проволока на стене.

Лагерь разделяла пополам широкая дорога. Официально она называлась Лагерштрассе, то есть Лагерная дорога, но очень скоро мы, заключенные, стали называть ее Красивая дорога.

Покрытая черным, блестящим на солнце шлаком, она действительно была красивой. Начиналась она от мощенной булыжником площади, которую называли «плац», и шла через всю территорию лагеря. Разлитый в воздухе сладкий, как мед, запах заставил меня переключить свое внимание на деревья вдоль дороги. Липы. Как же приятно было увидеть в этом месте любимые деревья Девы Марии. Липы всегда почитались в Польше, а срубить такое дерево – дурная примета.

Напротив каждого блока были разбиты веселенькие клумбы с цветами, а на всех подоконниках стояли ящики с геранью.

Насколько плохим для жизни может оказаться такое ухоженное место?

Больше всего меня поразила серебряная клетка с экзотическими животными в самом начале Красивой дороги. Там порхали желтокрылые попугаи, игрались, как дети, две паукообразные обезьянки и распушал перья павлин с изумрудно-зеленой головой. Павлин закричал, и у меня мурашки пробежали по коже.

Когда мы вошли на территорию, мама собрала нас всех вокруг себя. На плацу по пять в шеренгу стояли по стойке смирно женщины в полосатых платьях. Никто из них не посмотрел в нашу сторону.

Конвоирша достала из кобуры пистолет и спросила о чем-то свою товарку. Мама, как только увидела пистолет, сразу отвела взгляд.

Совсем рядом со мной прошла девушка в полосатом платье. Из-за грохочущей музыки я с трудом расслышала ее вопрос:

– Полячки?

– Да. Почти все.

Обезьянки перестали играть, ухватились тонкими пальчиками за прутья решетки и наблюдали за нами.

– Они заберут у вас всю еду, ешьте все быстрее, – посоветовала девушка и пошла дальше на построение.