– Драммонд!

– Сэр?

– Где леди Флора?

– Отдыхает в своих покоях, сэр.

Он вернулся в гостиную и несколько раз прошел от камина к окну. Он мечтал забыть прошлое, искупить свою вину, заботясь о сестре и племяннике. Неужто он просил у жизни так много? Они должны остаться с ним в Лохморе, только здесь они будут в безопасности. Лахлан надеялся, что со временем сестра это поймет. Хотя в одном она права: он должен рассказать Флоре все до конца. Было глупо полагать, что можно утаить что-то и жить при этом спокойно. Черт возьми, он был уверен, что сможет скрыть от всех прошлое, особенно от благородной жены, мечтал забыть пережитый кошмар, страх и стыд, которые испытывал после возвращения. Он очень боялся реакции Флоры, боялся, что правда повиснет над ними черной мрачной тучей. Сможет ли она относиться к нему по-прежнему или отвергнет, не раздумывая? За последние несколько дней они стали ближе друг другу, и он очень ценил это.

Жизнь научила его, что проявление эмоций – демонстрация слабости, и он привык держать себя в руках. Удивительно, как резко изменилась Флора, она осмелилась потребовать от него объяснений, хотя в первые недели брака боялась даже высказать собственное мнение. Это давало надежду, что и он сможет измениться. Менее чем за месяц его жена стала другим человеком. Краснеющая по любому поводу девушка внезапно решилась проследить за ним в незнакомом городе и даже приехала в нищенский квартал, а потом приняла в своем доме женщину-проститутку. Готов ли он взвалить на нее еще более тяжкий груз осознания, что муж ее, ко всему прочему, еще и каторжник? Их брак изначально был мезальянсом, когда дочь графа вышла замуж за парня из трущоб. Нет, больше откладывать нельзя.

Дверь в спальню Флоры была приоткрыта. Заглянув, он увидел Мюриэль, разбиравшую ее одежду, самой Флоры не было видно.

– Где леди Флора?

– В будуаре, сэр.

– Оставь это, Мюриэль. Ступай в кухню и выпей чаю. Скажи миссис Дэлглиш: я разрешил.

Лахлан вошел сразу, не позволив себе раздумывать, стоя у двери.

– Какой чудесный будет закат, Мюриэль. – Флора переодевалась и стояла к нему спиной. Платье лежало на кушетке, а на ней было длинное шелковое одеяние, собранное на талии поясом. – Я бы… – Она повернулась и ахнула от неожиданности. – Что-то случилось?

– Нет, все в порядке. – С каждым днем он ощущал, что очаровывается женой все больше. В ней не было жеманности и коварства, лишь искренность и доброта. Лахлан посмотрел в окно. – Действительно, красивый закат. Вы правы.

– Мне приятно, что вы рядом, и мы можем любоваться им вместе. – Она застенчиво улыбнулась.

Сможет ли он выплеснуть на это чистое создание всю грязь своей прошлой жизни?

– И я рад этому, Флора. Садитесь, давайте любоваться закатом.

Они сели вместе на кушетку. Лахлан взял руку жены и принялся поглаживать пальцы. Она искоса поглядывала на него с нежностью. Будет ли она смотреть так же по окончании разговора?

– Простите, что скрывал от вас все о поисках сестры. Я понимал, как трудно вам будет понять и принять ее в своем доме.

Флора остановила его, накрыв ладонь рукой.

– Признаюсь, мне было непросто принять это, хотя я и понимала, что Анна оказалась в таком положении не по своей воле. Однако я вспомнила историю с Галкирком, когда меня сделали виноватой, несмотря на то что я была жертвой. Если бы он тогда силой получил желаемое, это было бы непереносимо, я бы… – Она прижала руки к груди. – Обещаю вам, я сделаю все, чтобы стать доброй подругой вашей сестре.

Лахлан поднес ее руки к губам.

– Я сражен вашим великодушием и силой.

Природная рассудительность и ум жены давали надежду, что она, по крайней мере, попытается его понять.

– Я должен рассказать вам кое-что еще о моем прошлом. Анна, конечно, все знает, и было бы нечестно промолчать по отношению к вам обеим. Пришло время положить конец всем недомолвкам между нами.

Цвета за окном становились все более яркими и поражали разнообразием оттенков. Солнце опускалось все ниже, будто готовясь упасть в бурлящее море.

Неожиданно Флора склонилась к нему, и он обнял ее за плечи.

– Говори, Лахлан. Я хочу знать все.

Ему будет легче признаться, видя ее лицо. Лахлан развернулся и положил руки на колени.

– Я не сам решил уехать за океан. Меня туда отправили. По решению суда. В Австралию. Мне тогда было пятнадцать.

Флора тихо вскрикнула.

– Отправили? Но почему?

– Я украл буханку хлеба.

Флора заморгала и сжала его ладонь.

– Суд отправил тебя на другой конец света из-за буханки хлеба? – Взгляд скользил по его лицу, будто пытаясь проникнуть в мысли в его голове. – Господи, а я-то думала услышать другое признание. Бедный, бедный мальчик, – прошептала она.

Лахлан чувствовал, как ему на глаза наворачиваются слезы, как сдавливает горло, но, несмотря на это, он знал, что не должен останавливаться. Он рассказал, как его привезли в Лондон и поместили на судно «Сьюзен», которое должно было отвезти каторжников. Они ждали, когда трюмы заполнятся осужденными и установится благоприятная для выхода в море погода. Условия были чудовищными, один неверный взгляд мог стоить жизни. Лахлан услышал, как Флора несколько раз всхлипнула, но продолжал говорить. Надо покончить с этим, раз уж он нашел в себе силы начать. Никаких тайн. Он рассказал жене об ужасах путешествия, о мужчинах, женщинах и детях, принявших смерть из-за тяжелых условий и болезней. Тех, кто выжил на корабле, позже свели в могилу непосильный труд и климат Южного Уэльса.

– Мне повезло, я работал на частного фермера. Было тоже очень трудно. – Лахлан решил не посвящать Флору в детали. – Через четыре года я получил досрочное освобождение и возможность работать на себя, если не захочу вернуться. Уже через три года после приезда в колонию я понял, что смогу здесь заработать не только на билет домой, но и на обустройство новой жизни в Шотландии. Мое желание исполнилось, я стал богатым человеком, но до сих пор не могу простить себе, что не вернулся раньше, как только заработал на обратную поездку.

Флора погладила его по голове.

– Но ты же вернулся, Лахлан. Ты не поступил эгоистично, не остался там навсегда, устраивая свою жизнь по собственному усмотрению, хотя мог так сделать.

– Я бы увидел маму живой, если бы вернулся раньше.

Он едва не задохнулся от рвущихся из груди рыданий. Осознавать и переживать все снова было невероятно больно. Раньше он просто не позволял себе думать об этом. Амбиции и желание разбогатеть лишили его возможности проститься с мамой.

– Возможно, я мог бы спасти ее, быть рядом, принести деньги на еду и лечение.

– Лахлан… – Флора погладила его по щеке и заглянула в глаза. – Ты пытался сделать как лучше, исправить все тем способом, который считал единственно верным. Ты не мог знать, что происходит с мамой и сестрой, и замечательно, что ты стал достаточно сильным, чтобы хотеть чего-то добиться в жизни. Ты украл хлеб для того, чтобы накормить голодающих родных, но закон есть закон, ты не хотел, чтобы на тебе до конца дней было клеймо вора и каторжника.