Ей хотелось напомнить, как он занимался с ней любовью именно на этом стуле.

Жаль, что он действительно это делал.

Ей всегда нравилось провоцировать его, толкать за грань терпения и контроля. Она легко находила его темную сторону, разжигала огонь и подкидывала в него уголь своими ловкими манипуляциями. А как ей нравилась его грубость! Она желала, чтобы он спаривался с ней, как дикий зверь. Она хотела синяков, ссадин и быстрого жесткого секса.

Роуз всегда старалась его разозлить.

Пирс сжал кулаки, но заговорил, только когда убедился, что может себя контролировать.

– Я подумывал замуровать этот ход, – с ледяной холодностью произнес он. – Но поскольку ты больше никогда не получишь приглашение в Редмейн-касл, в этом, пожалуй, нет необходимости.

– Я пришла мириться, Пирс, – сообщила она, словно не слышала его слов.

Он жестом заставил ее замолчать.

– Ты будешь обращаться ко мне «ваша светлость», или не будешь делать это вообще.

Она вздернула подбородок. Это было единственным признаком того, что его властный приказ произвел на нее впечатление.

Превосходная актриса. Была и есть.

– Очевидно, то, что говорят о тебе аристократы и крестьяне в этой части страны, правда. – Она расправила платье – так, чтобы оно лучше обрисовывало ее стройные ноги, и бросила взгляд на дверь, за которой скрылась Александра. – У тебя появилась тяга к девственницам?

– У меня появилась тяга к женщине, которая станет моей герцогиней.

Еще одно прямое попадание. Она не смогла сдержать досадливую гримасу.

– Это жестоко – надевать на эту женщину мантию герцогини. Кто она? Жалкая мышь. Пусть она дочь графа, но слепому ясно, что она не имеет ни желания, ни способностей для выполнения столь сложных обязанностей.

– Это роднит ее со мной, равно как и многое другое, – холодно усмехнулся Пирс.

Роуз встала и медленно, покачивая бедрами, направилась к герцогу – плечи расправлены, едва прикрытые черными кружевами груди воинственно торчат.

– Я знаю, что ты зол на меня, дорогой, но у меня не было возможности защититься, объяснить, почему я сделала то, что сделала.

– Ты вышла замуж за наследника моего титула меньше чем через месяц после получения письма о том, что я, вероятно, умру. Твои причины очевидны слепому.

– Это несправедливо! – воскликнула она. – И Патрик, и я любили… любим тебя. Горе толкнуло нас в объятия друг друга.

Пирс смерил ее самым надменным взглядом, на какой был способен.

– Но ты в этих объятиях не задержалась, – усмехнул- ся он.

– Ты всегда был груб. – Она подняла руку и потянулась, чтобы коснуться его шрама, но он дернул головой и перехватил ее руку. – А теперь и выглядишь так же. – Ее голос стал язвительным. – Ты можешь быть разным, твоя светлость, но ты не глуп. Все знают, что семья Лейн разорена. Она выходит замуж за твои деньги. Тогда чем она отличается от меня?

Герцог отбросил ее руку. Он ненавидел стоящую перед ним женщину за то, что она сказала правду. И ему было крайне неприятно, что эта правда ей известна.

Роуз прищурилась. Ее пальцы превратились в когти.

– Она сумела убедить тебя, что ее привлек ты, а не твое состояние? И ты поверил этой застенчивой шлюшке? Неужели ты думаешь, что она не замечает, кем ты стал? Ты не видел ее лица, когда целовал ее. На нем было отвращение. И страх. Она не хочет тебя. Она будет страдать под тобой, чтобы получить возможность тратить твои деньги.

В отчаянии она бросилась к Пирсу, обняла его и прижалась всем телом. От нее сильно пахло виски.

– Я никогда не переставала любить тебя, Пирс, хотеть тебя. А со шрамами я хочу тебя еще сильнее. Теперь ты именно тот, кем всегда был для меня. Великолепный зверь. Ты – Ужас Торклифа, и ты заслуживаешь женщину, которая выполнит любое твое желание, даже самое чудовищное.

Она была увешена драгоценностями, как фруктовое дерево плодами, и затянута в тугой корсет. Когда она прижалась к нему, последние искры, зажженные в нем Александрой, погасли под грудой льда.

Его руки уже давно забыли ее формы и теперь желали ощутить формы другой женщины.

Есть ли правда в словах Роуз? Вызвана ли сдержанность Александры не столько робостью, сколько отвращением, а ее условия – желанием, чтобы он как можно меньше к ней прикасался?

– Ты пришла соблазнить меня, Роуз? – Он выговорил ее имя, как ругательство. – Ты желаешь получить мое изуродованное тело?

Ее глаза увлажнились.

– Я здесь, потому что, увидев тебя сегодня, я чуть не умерла от желания. Я здесь, потому что больше всего на свете хочу стоять на балконе рядом с тобой и оттуда смотреть на гостей. Мое место было рядом с тобой. Оно и сейчас рядом с тобой. Ты же мне обещал, помнишь?

На лице Пирса появилась гримаса. Он сам ее не видел, но был уверен, что она такая же уродливая, как чувства, которые в нем вызывала Роуз.

– Я обещал тебе сердце, а ты полюбила все остальное.

– Твое обещание было пустым! – завопила она. – Твоя мать позаботилась о том, чтобы твое сердце стало таким же холодным, как ее. Ты преследовал меня, как дичь, а когда добился своего, я стала одним из охотничьих трофеев, которые можно повестить на стену и забыть. Ты клялся мне в любви, но снова и снова уезжал от меня! Два года я ждала твоего возвращения из самых далеких уголков мира, нагруженного трофеями. Но ни разу я не увидела, даже мельком, твоего сердца – ты не дал мне такой возможности. Я даже не уверена, что оно у тебя есть.

Пирс оттолкнул ее.

– Если бы ты меня любила, ты бы оплакивала меня. Если бы ты оплакивала меня, я бы к тебе вернулся. Я был твоим зверем. И каждую ночь я благодарю ягуара за то, что он превратил меня в монстра, потому что это помогло мне понять, какое чудовище ты.

– Ты не смеешь мне этого говорить. – Роуз попятилась. – Мы теперь одна семья. Пирс, давай хотя бы…

– Убирайся. – Она лишила его остатков самообладания.

С большой неохотой Роуз направилась к тайному ходу. Подол ее черного платья волочился за ней, словно чернильный след. Возле шкафа она остановилась и оглянулась.

– Ты устанешь от нее, – предсказала она. – Эта серая мышь тебе надоест. И когда это случится, я с удовольствием приму зверя обратно.

Шкаф скользнул на свое место, и Пирс изо всех сил грохнул кулаком по рычагу, сломав механизм.

У него никогда не будет любовницы.

Он не похож на свою мать. И не похож на Роуз.

Женившись, он будет верен жене. Александра Лейн станет его единственной возлюбленной.

Теперь он ее зверь.

«Господи, смилуйся над ней».

Потребовалось немало времени, чтобы успокоить Франческу и Сесилию. Они вернулись с бала, не обнаружили Александру, и к моменту ее возвращения были вне себя от тревоги.