– То есть ты на меня зла не держишь?

– Честно говоря, я о тебе даже не вспоминала все эти годы, – соврала она.

Ева не поверила. Скорчила саркастическую гримаску и принялась за чай. Он еще не остыл, поэтому ей дался только один глоток.

– Зачем ты пришла? – спросила Аня, сбросив овощи в салатник. Хорошо, что разговор велся за готовкой, и она знала, куда деть руки и на что посмотреть. Стопроцентную уверенность в себе пока обрести не получалось.

– Есть предложение.

– Какое?

– Помнишь день, когда мы в кабинете следователя Головина делили бабкино наследство?

– Не мы – вы.

– Пусть так. Ты нашла фамильные драгоценности, которые старая ведьма завещала нам, своим потомкам. Тебе большую их часть. А главное – фамильный гарнитур. Нам – по одной вещи на выбор.

– И ты чуть не подралась с Петром из-за колье Шаховских. Но вынуждена была взять другое, кажется, с рубиновыми розами.

– Вот оно, – сказала Ева и, расстегнув сумочку, достала украшение.

– Ты носишь такую дорогущую вещь с собой?

– Никто же не знает, что она со мной, – пожала плечами Ева и разложила колье на салфетке. От украшения невозможно было отвести взгляд: затейливое, яркое. И стоило как квартира. А может, и две.

– А если сумку вырвут?

– Мне по жизни везло, меня ни разу не грабили. Но на всякий случай я его застраховала. Как и многие антикварные вещи, которыми я владею.

– Зачем ты привезла колье? – Аня сняла крышку с кастрюли, потыкала сердечки вилкой.

– Хочу обменять его.

– На фамильное, конечно же?

– Не угадала. Даже если бы ты мне его отдала, не взяла бы.

– Лукавишь.

– Можешь не верить, но я честна. Из-за него столько моих нервных клеток погибло, что оно мне отвратительно. А еще в него был вправлен камень, из-за которого убили моего брата.

– Тогда на что бы ты хотела обменять свое колье?

– На диадему. Помню, была такая среди бабкиных цацек. Скромненькая, даже скучная. И камни в ней небольшие. Поэтому я выбрала сногсшибательное колье. Но мой стиль изменился, если ты заметила.

– О да, теперь ты элегантна и сдержанна.

– Спасибо, я к этому и стремилась. Но, когда добилась нужного результата, оказалось, что моему новому имиджу имеющиеся украшения не соответствуют. Гардероб, прическа, макияж, это мелочи. Поменять все это нетрудно. Даже машину! Я сменила и ее. Отказалась от агрессивных черных внедорожников и пересела на элегантный седан. С украшениями дела обстоят хуже.

– Почему?

– Я не люблю новодел. Пусть и дорогой, брендовый. Меня осыпали изделиями от «Картье» и «Шопард», но я мало что себе оставляла. Обычно относила подарки обратно в магазин, чтобы вернуть деньги. Антиквариат – вот это мое. Я годами собирала коллекцию, которой можно было бы гордиться. Естественно, она не идет ни в какое сравнение с той, что владела наша прапрабабка Ксения Шаховская, и все же…

– Пока я не понимаю, в чем проблема. – Аня подошла к холодильнику, достала хрустальный кувшин с ледяной водой и налила себе стакан. Стоя у плиты, она вспотела еще больше и казалась самой себе жалкой, как мокрая курица.

– Все украшения, что я приобретала, были массивными, яркими, необычными… Кричащими! Как это колье с розами. Я ничего из своей коллекции не могу носить сейчас.

– А диадему будешь? – поразилась Аня.

– Да. На торжественные мероприятия в Дворянском собрании. Вчера, к примеру, я присутствовала на одном таком. И вынуждена была украсить прическу массивным гребнем, потому что у меня нет диадемы.

– У меня тоже.

– Как? – Лицо Евы вытянулось. – Но она же была…

– Мы продали ее. – Аня солгала так легко, что даже гордость за себя испытала. Всегда думала, что не умеет обманывать и не научится никогда. А оно вон как вышло! – Вещь бесполезная для нас. Никто из семьи Моисеевых не является членом Дворянского собрания.

– Но у вас растет дочь… И когда-то она станет дебютанткой и пойдет на бал. Эта традиция возобновлена. Не только аристократы выводят своих юных дочерей в свет, но и обычные богачи, звезды шоу-бизнеса, политики.

– Не думаю, что папа поведет Элеонору на такое мероприятие. Но даже если такое и случится, не дело девочке носить на голове целое состояние. К тому же диадема тяжеленная, в ней точно невозможно вальсировать.

– И кому вы ее продали?

– Петр этим занимался. Я не знаю.

– Это же твое наследство! Неужели тебе все равно, кто им завладеет?

– Если честно, то да. Но я сейчас припоминаю, что диадему купил какой-то богатый китаец.

– Как же так? – вскричала Ева нервно. – Это же историческая ценность! Раритет.

– Разве? – невинно поинтересовалась Аня. – Ты что-то знаешь о диадеме, чего не знаю я?

– Нет, – поспешила развеять ее подозрения Ева. – Но она же старинная. Разве можно такие вещи продавать иностранцам?

– Раз сделка состоялась, значит, да. Петр все делал по закону.

– Деньги ты хотя бы получила за диадему? Или твой муж потратил их по своему усмотрению?

– Он положил их на наш общий счет.

– И сколько?

– Достаточно. Мы откладываем на образование детей. Вырученной суммы хватит на то, чтобы выучить обоих. А еще проценты набегут… В общем, диадема принесла пользу после того, как ее продали. А так лежала бы в сейфе или банковской ячейке, сжирала бы деньги за страховку, как твое прекрасное колье.

Ева очень расстроилась, это было видно по ее лицу. Княжна Шаховская изо всех сил старалась не показать своих чувств, но у нее не вышло. Уголки губ чуть опустились, щечки напряглись. Впервые Аня подумала о том, что уколы красоты не такое уж большое зло. Если б Ева делала инъекции, то ей проще было бы скрывать эмоции. Раньше могла держать лицо, теперь нет. А таким стервам, как она, без маски не прожить. Значит, нужно либо обращаться к косметологам, либо добреть…

– Что ж, спасибо за чай, – проговорила Ева, отодвинув чашку. – Мужу привет.

– Передам.

Гостья сгребла колье и сунула его в сумку. Затем сползла со стула и направилась к выходу.

– Ты знаешь, что Суханского убили? – поинтересовалась Аня, двинувшись следом, чтобы проводить Еву до двери.

– Кто это? – рассеянно спросила она.

– Человек, застреливший твоего брата.

Ева замерла, затем резко обернулась:

– Он же в дурке. Кто-то из психов его?..

– Нет, Марка выпустили еще в прошлом году.

– Не знала. А ты откуда?..

– Головин звонил утром. Или ты и его не помнишь?