Это обнаружилось с первого шага союзников в решительный день сражения: диспозицию разослали так поздно, что не было никакой возможности исполнить ее в указанное время, и, кроме того, из желания ввести в первый огонь корпус Блюхера направили колонны союзной армии так, что они пересекли путь одна другой; это обстоятельство, вместе с несвоевременной рассылкой диспозиции, замедлило переправу через Эльстер и Флосс-Грабен и построение войск к бою, по крайней мере, четырьмя часами. К счастью союзников, французы, за недостатком хорошей кавалерии, остались в неведении насчет предположенного нападения; но, тем не менее, если бы оно было поведено в 8 часов утра, то корпуса Мармона и Бертрана, тогда находившиеся еще в значительном расстоянии от Люцена, не успели бы принять участия в сражении, и Наполеон мог бы собрать на поле сражения, кроме Неева корпуса и гвардии, только часть войск вице-короля – следовательно, вообще не более 70 000 или 80 000 человек.

В полдень, когда союзники, в соседстве неева корпуса, находились в полной готовности к бою, надлежало атаковать неприятеля, занимавшего 4 селения впереди Люцена, всей пехотой Блюхера, Берга, Йорка и принца Евгения Вюртембергского, в числе более 40 000 человек, и направить в обход на Старзидель всю кавалерию боевых линий, в числе около 10 000 всадников. Эта кавалерия, обойдя корпус Нея, затруднила бы оборону занятых им деревень и замедлила бы прибытие подкреплений, которые и без того не могли прийти в помощь французам прежде 2 либо 3 часов пополудни; а в это время участь боя уже была бы решена поражением Нея. Но вместо того союзники ограничились постепенной атакой деревень и употребили к тому недостаточные силы, вводя в дело одну бригаду вслед за другой; кавалерию же свою развернули, как будто бы для парада, и завязали без всякой надобности канонаду, которая могла повести только к напрасной трате зарядов. Даже и тогда, когда Наполеон успел собрать к Люцену значительные силы, союзная кавалерия могла бы, пользуясь малочисленностью неприятельской, замедлять и затруднять действия французской пехоты беспрестанными атаками; но, вместо того, оставалась в оборонительном положении, что несообразно с духом кавалерии.

Союзники наши упрекали русские войска в слабом содействии их усилиям. Действительно, граф Витгенштейн был убежден – и многие из наших генералов разделяли его мнение – что русские, отстояв, без всякой посторонней помощи, свою самостоятельность, имели право в деле войны за независимость Германии возлагать главные усилия на прусские войска. Тем не менее, однако же, наш 2‐й пехотный корпус находился в весьма жарком бою и потерял в продолжение трех часов пятую часть наличного числа людей; да и корпус Берга недостаточно содействовал войскам Блюхера и Йорка единственно потому, что, будучи направлен сперва на левый, а потом на правый фланг, потерял много времени в напрасных передвижениях; гренадерский же корпус принял участие в бою уже поздно, от излишней осторожности графа Вит-генштейна, полагавшего, что, имея дело с Наполеоном, надлежало сохранять резервы до последней крайности.

Упрекали Витгенштейна в отряжении к Цейцу корпуса Милорадовича, что лишило армию содействия 12 000 человек. Некоторые приписывали это обстоятельство соперничеству, будто бы существовавшему между графом Витгенштейном и генералом Милорадовичем56, но гораздо вероятнее, что воспоминание маневра, сделанного Наполеоном перед сражением при Йене, заставило союзников озаботиться охраной армии от обхода с левого фланга. По свидетельству же самого Витгенштейна, он не присоединил к своим главным силам корпус Милорадовича от Цейца, оставляя его там в виде резерва и намереваясь в сражении, предположенном на следующий день, поставить его в первую линию. Но, как бы то ни было, Милорадович оставался в 20 верстах от места побоища в ожидании приказания идти к Люцену. Говорят, будто бы войска его находились ежеминутно в готовности выступить. Намереваясь ускорить по возможности движение хотя бы небольшой части своего корпуса, он собрал для перевозки его множество подвод в ближайших селениях. Но наступил вечер, а его не потребовали. «Первый раз в жизни слышу выстрелы и сам не в деле! – сказал Милорадович. – Если мне не вверяют армии, пусть дадут батальон или роту. Граф Витгенштейн был всегда моложе меня в чине, но я готов служить под чьей бы то ни было командой». Хотя и нельзя сомневаться в готовности Милорадовича сразиться с неприятелем, однако же должно заметить, что войска его прибыли к Цейцу уже в 4 часа пополудни, и потому не могли принять участия в сражении, если бы даже получили приказание идти к Люцену57.

Вникая в характер и образ действий Наполеона в сражении под Люценом, нельзя не удивляться находчивости, верности военного взгляда и быстроте соображений гениального полководца. «Это было, – по выражению Наполеона, – сражение, данное и выигранное главнокомандующим Италийской и Египетской армий». Оно было неожиданно для Наполеона. Надлежало мгновенно разгадать намерения неприятеля, составить план для противодействия ему и найти средства для исполнения этого плана. В несколько минут разосланы приказания: вице-королю, с корпусом Макдональда, идти на выстрелы у Люцена и принять начальство над левым крылом; корпусу Мармона – составить правое крыло; Бертрану – двинуться еще правее и обойти неприятеля с фланга; войска, двигавшиеся от Люцена к Лейпцигу, идут ускоренным шагом в помощь Нею. Сам Наполеон спешит на поле сражения. Успех колеблется, и великий полководец, чувствуя важность этого момента битвы, подвергается явной опасности наравне со своими конскриптами. В пылу кровавой сечи, среди тысячи смертей во всех видах, присылают к нему за приказаниями. Мармон, изумленный видом несметной союзной конницы, просит усилить его подкреплениями. «Напрасно беспокоится маршал, – отвечает Наполеон. – Сражение решится у Кайи». Французские колонны с различных сторон стекаются на место побоища. Перевес переходит на сторону Наполеона. Резервы его введены в дело. Союзники принуждены отказаться от надежды на победу.

Таковы были действия Наполеона под Люценом.

Союзники, удержав за собой часть поля сражения при Люцене, занятую ими в начале боя, но будучи обойдены с правого фланга и не имея возможности возобновить борьбу с превосходными в числе войсками Наполеона, были принуждены отступать. Положено было: в ожидании присоединения Австрии к союзным державам отходить назад, как можно медленнее, сохраняя порядок в войсках, удерживая на каждом шагу неприятеля и нанося ему потери. Союзники, не упуская из вида своей цели – возбудить общее восстание против Наполеона, – предполагали не отказываться от боя, а напротив того, искать его при всякой вероятности успеха. Они были готовы даже принять снова генеральное сражение, постоянно сохраняя возможность прикрывать свои главные сообщения, как с источниками собственных средств, так и с Австрией. Отступление в Силезию, параллельно богемским границам, удовлетворяло этим условиям. Для ослабления же противника и для развлечения его внимания признано полезным устремить на неприятельские сообщения несколько партизанских отрядов, которые, уничтожая средства французских войск, могли, вместе с тем, служить к возбуждению жителей против Наполеона.