А робкая надежда, между тем, шептала где-то в глубине души:

«А ну если и на самом деле попытать? Смастерить крылья слюдяные, прикрепить их к спине поясами ременными и попробовать… Может, и впрямь подняться на воздух можно? Думал же я не раз об этом. А теперь, коли денег отпустят, так и попытать можно. Оно, конечно, Богом каждому свое положено: птице – летать, рыбе – плавать, человеку – ходить. Так ведь уподобился человек рыбе, благодаря разуму своему, и плавает ныне на кораблях и стругах. Почему же и птице не попробовать уподобиться?..»

– Попытаю, – решил, повеселев, Емельян. – Была не была, а попытаю! Полечу – хорошо. Моя, значит, взяла. А нет, так хоть время выгадаю и надумаю, как от дыбы отвертеться. А то, может, и тягу дать удастся. Чай, не всегда меня под надзором держать будут. Ну, а коли дело мое удастся, свечку Царице Небесной из воску ярого, в рубль серебром поставлю и зарок дам – больше хмельного в рот ни капли…

3

– Жалует тебе великий государь восемнадцать рублев на крылья слюдяные, – объявил через день Емельяну боярин Троекуров. – И приказано тебе, чтобы взял ты нужных мастеровых людей на подмогу, сколько потребуется, и, не мешкая, за работу принялся.

Емельян низко поклонился.

– А чтобы ты в бега не ударился да казне царской убытка не нанес, – продолжал боярин, – будут приставлены к тебе дозорные.

Изобретатель смущенно почесал в затылке.

– Ведомо ли твоей боярской милости, – проговорил он, низко кланяясь, – что для работы моей много простору потребуется?

Боярин ухмыльнулся.

– Места много, выбирай любое, запрету тебе в этом не будет. Хотя сдается мне, что дело тут не в месте. Знаешь, ведь говорится: «Не место человека красит, а человек место».

И он пристально поглядел на Емельяна.

– Вестимо, оно так, – поспешил согласиться тот.

– Так нечего понапрасну и языком трепать. Получай-ка деньги счетом, закупай, какую нужно, снасть, скликай мастеров в помощь, да и с Богом за дело. А только я говорю тебе еще раз наперед: с работой не мешкай, чтобы проволочки лишней не было, не то я найду погонялку. Ну, ступай!

Низко кланяясь, Емельян вышел из горницы.

4

Материалы были закуплены, мастеровые люди приглашены, и работа закипела. Ободрившийся изобретатель целыми днями суетился возле своего сооружения. Теперь он и сам, пожалуй, начинал верить в возможность своего полета и бойко командовал подручными. Стучали молотки, визжала пила, и быстро вырастали громадные слюдяные крылья.

А боярин, между тем, все понукал изобретателя.

– Ну, что же, – спрашивал он почти каждый день, – когда же ты лететь-то собираешься?

– Стараюсь, ваша милость, – кланялся Емельян. – Почитай, отдыха не ведаю, работаю по мере сил.

– То-то, говоришь, стараешься, – ворчал боярин, – а старания твоего и не видно. Сколько времени прошло, как за дело принялся, а конца ему все еще не видно.

– Трудно, милостивец. Работа-то, чай, нелегкая – со слюдой сладить трудно. Начнешь ее скреплять, а она крошится; и сызнова, значит, берись за дело.

– Ты мне про то, как да что, не толкуй, а подавай готовое. Взялся за гуж, не говори, что не дюж.

– Не замешкаюсь, милостивец, все силенки свои приложу, чтобы с работой поскорее управиться да твою боярскую милость потешить.

– А постараешься, так обижен не будешь. Я от себя награжу тебя, не скупясь.

– Пошли Бог твоей милости здоровья… А вот хотел я еще попросить твою милость, – проговорил ободренный Емельян. – Дозволь ты мне отлучиться, со сродственниками повидаться.

Боярин нахмурился.

– И не помышляй. Кончишь дело да оправдаешь свои слова, так тогда и разговор иной будет. А пока я тебя с глаз ни на шаг не отпущу, и слов понапрасну не теряй.

Емельян вздохнул и отправился к своей постройке.

5

Дня через два боярин Троекуров сам пожаловал поглядеть, как сооружаются крылья слюдяные и скоро ли они будут закончены.

– Ну, как дела? – спросил он, с любопытством разглядывая неуклюжие, блестящие на солнце крылья.

– Стараюсь, милостивец. Сам изволишь теперь видеть, сколько уже сработано.

– Видеть-то вижу, а все же и к концу дело подгонять надо. Знаешь, небось: конец венчает дело.

– Верно, милостивец, верно… Только ведь, что ж поделаешь, работа-то нелегкая, сподручные мои мало обучены, опять же и до работы не гораздо охочи.

– Что? – нахмурился боярин. – А ты укажи, который из них неохоч до работы, я поговорю с ним особо.

– Не извольте гневаться, милостивец, – спохватился Емельян. – Ныне все, слава Те Господи, наладилось, и, чаю, что во вторник беспременно можно пробу учинить.

– Во вторник, сказываешь? – переспросил боярин. – Ладно, так и знать будем. Гляди же, чтобы потом отказу не было.

– Зачем отказываться. Чай, сам изволишь видеть, что, почитай, все готово. Пояса только ременные и осталось приладить, а это работа не Бог весть какая мудреная.

Боярин еще раз оглядел крылья, потрогал пальцем их обшивку и, медленной поступью пробираясь около невысохших после вчерашнего дождя луж, направился к дому.

6

Во вторник с самого утра у места полета толпились любопытные, неведомо какими путями проведавшие о предстоящем зрелище. Шли толки и пересуды.

– А я сказываю, – волновался маленький невзрачный человечек с реденькой, точно повыдерганной бородкой, – что здесь не иначе, как нечистая сила действует. Виданное ли дело, чтобы человек по воздуху летать начал, ангелам бы небесным уподобился.

– Эко сказал! А разве птица не летает? – отозвался плечистый стрелец.

– Так то птица! Птица – тварь неразумная, летает по Божьему велению. А тут человек задумал наперекор естества своего идти.

– Светопреставление… Светопреставление… Ах, грех-то какой, – вздыхала ветхая старушка, поминутно осеняя себя крестным знаменем.

– И высоко он, братцы, полетит?

– Чай, не выше колокольни.

– Выше, сказывают, до самого облака.

– Ври больше. Может, ничего и не будет, только зря болтают. А мы тут стоим, невесть чего дожидаясь, – прогудел мрачного вида детина и звучно высморкался.

– Как не будет? Гляди-ка, уже идут…

7

И на самом деле, четверо рабочих бережно несли сверкающие под лучами солнца слюдяные крылья. Позади, зорко наблюдая за каждым их шагом, шел сам строитель.

– Легче, легче! Нечто можно так встряхивать! – покрикивал он. – Поднимай края-то выше!

Любопытные напирали со всех сторон.

– Глянь-ка, и впрямь лететь собрался.

– А ты думал что: шутки шутить будет? Мне дьяк знакомый сказывал, что за эти самые крылья сто рублей серебром из царской казны дали.