Но теперь, когда она могла увидеть и попробовать столько всего нового, она часто скучала. В четверг, яркий солнечный день с пушистыми облаками, мир за окнами был залит светом. Но когда Лира предложила Ориону прогуляться по окрестностям, он посмотрел на нее горящими глазами и отказался.

– Нет, – сказал он и снова повернулся к телевизору, – это не мое.

Орион хотел сбежать. И сейчас, когда она думала о Хэвене и обо всем произошедшем, он все время вторгался в ее воспоминания. Лира думала о том моменте, когда пробралась сквозь дыру в заграждении, прошла мимо куч строительного мусора и знаков, предупреждающих о биологической угрозе, и он впервые коснулся ее запястья. Если бы она больше знала о мире, о времени и пространстве, она лучше понимала бы устройство вселенной. Но и без всех этих знаний Лира видела, что Орион составляет ее вселенную. С его появлением все изменилось.

Он же всегда хотел свободы. Увидеть, как живут нормальные люди. Но теперь, когда они были свободны, он практически не выходил из дома. Только ночью, когда нечего было смотреть. Он изучал мир только через телевизор.

– Ты никогда не привыкнешь, если не попробуешь, – сказала Лира.

– Я не привыкну, даже если попробую, – ответил он.

Она пошла одна. Поход куда-то в одиночестве всегда вызывал смесь страха и приятного волнения, хотя она уже не в первый раз отправлялась гулять без него. В Хэвене Лира никогда не оставалась одна. Их всюду сопровождали медсестры, а через стекло наблюдали исследователи. Всюду виднелись очертания приборов и докторов, которые ими управляли. И, конечно же, были тысячи реплик, одетых абсолютно одинаково, не считая разноцветных браслетов. Они вместе ели и вместе принимали душ. И передвигались как единая масса, словно стайка комаров или грозовое облако.

– Эй, ты. Я с тобой разговариваю.

Лира обернулась. Она все еще не привыкла к тому, что люди обращаются к ней, глядя прямо в глаза, а не на лоб или на плечи. Что-то странное стало происходить с ней в этом новом мире. Она разучилась быть невидимой.

Девушка из сорок седьмого трейлера жевала жвачку и курила сигарету из чего-то, напоминающего ручку. Подойдя ближе, Лира распознала в ручке электронную сигарету. Одна из медсестер курила такую.

– Ты тут новенькая, – сказала она, выдыхая клубы пара.

Это не прозвучало как вопрос, поэтому Лира не сочла нужным отвечать. Она положила руку в карман и нащупала там свою последнюю находку: гладкий металлический болт, который подняла из грязи.

Девушка поднялась. Она была довольно худой, но все же не такой тощей, как Лира. На ней были шорты с посадкой на бедрах и короткий топ, открывающий живот. Из-за родимого пятна часть ее лица казалась темнее. Лира однажды видела такое у одного из малышей из Желтых, потом они все умерли.

– Моя подруга Яра говорит, ты сучка, – спокойно сказала девушка, выдыхая очередную порцию пара. – Потому что ты ни с кем не здороваешься и не разговариваешь. Но это ведь не так, да? Ты боишься, потому что приехала откуда-то издалека и никогда не думала, что тебя занесет в такое местечко. И теперь ты думаешь, удастся ли отсюда выбраться.

Лира снова ничего не ответила. Она не знала, что значит «сучка». Хотя она, кажется, слышала это слово много лет назад… Так называли медсестру Эм, когда кто-то из персонала жаловался на нее.

– И? – спросила девушка. Глаза у нее были богатого темного цвета, словно вспаханная земля, полная невидимой жизни. – Кто же прав? Я или Яра?

– Никто, – ответила Лира и удивилась тому, как громко прозвучал ее голос в пространстве между ними. Хотя с ее побега из Хэвена прошло уже несколько недель, она так и не привыкла говорить вслух. Когда они с Орионом убегали по ночам или когда он тихонько проскальзывал в ее постель и ложился рядом, они редко разговаривали. Они просто дышали и прикасались друг к другу, общаясь на языке тела: давление и прикосновение, напряжение и облегчение. – Я никогда не думала, что меня занесет в такое место. Я вообще не знала никаких мест, куда меня могло бы занести. Но я не мечтаю выбраться отсюда. Я как раз выбралась сюда, – она остановилась, чтобы не сказать лишнего.

К удивлению Лиры, девушка улыбнулась.

– Я знала, что ты не такая тупая, какой кажешься, – сказала она. – Меня зовут Рейна. А тебя?

Лира едва не ответила «Двадцать Четыре». Рик всегда называл ее Бренди Николь. Но она столько всего потеряла в этой жизни, что не готова была расстаться со своим именем и с памятью о женщине, которая дала ей его.

– Лира.

Девушка снова улыбнулась.

– Ты вылетела из школы, что ли?

Лира не знала, что ответить.

– Школа – это полная хрень, – продолжила она. – Я закончила в прошлом году, и посмотри на меня теперь. Работаю пятидневку в «Фантазии», – она наклонила голову, и Лира подумала о длинноногих птицах, которые часто забредали на территорию Хэвена, выискивая крабов, крошечных, словно пальчики младенцев в отделении для новорожденных. Единственной частью тела, которая у Рейны не казалась худой, был живот. Он выглядел слегка припухшим, словно внутри спрятался небольшой кулак. – Хочешь колы?

Лира собиралась отказаться, но вместо этого случайно сказала «да».

Она провела с новой знакомой некоторое время, но, когда пришла домой, совершенно не помнила, что произошло за это время. Она явно падала. Ладони у нее болели, на коже виднелись ссадины. Колено кровоточило.

Теперь это случалось чаще – эти провалы в памяти. Она знала, что виной всему то, что сделали с ней в Хэвене, чем ее заразили, и вспомнила слова Джеммы. Та говорила, что прионы образуют дырки в мозгу, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее.

Так оно и было. Словно у нее в мозгу образовывались дыры, и сквозь них утекали часы ее жизни.

Машина Рика была припаркована напротив шестнадцатого трейлера. Фары он не погасил. Внутри слышались громкие голоса. Зайдя внутрь и наступив на потрепанный коврик с надписью «Добро пожаловать», она поняла, что Рик и Орион спорят. Она услышала последние слова:

– С меня хватит. Ты не можешь оставаться здесь, если не начнешь помогать.

Оба обернулись и посмотрели на нее. По лицу Ориона ничего невозможно было понять, но у Рика глаза были мокрыми. И это выражение лица она хорошо знала, так как часто наблюдала его в Хэвене у самых молоденьких докторов, когда они что-то путали или реплика вскрикивала от боли во время процедуры. Оно выражало чувство вины.

– Что происходит? – спросила она.

– Ничего, – быстро ответил Рик. На его голове через редкие волосы просвечивала блестящая ярко-красная кожа. – Совершенно ничего, просто поговорили по-семейному. Вот и все.

– Ты мне не семья, – возразил Орион. – Ты сам так сказал.

Целую долгую минуту Рик пристально смотрел на него. Затем он молча покачал головой и повернулся к двери.