Она говорила, и понимала, что он мрачнеет все больше. Отстраняется. Что ему не нравится. И что сейчас он откажется и сбежит совсем. Это ведь так глупо, словно он мальчишка. Упрямый и гордый. Но ведь так же нельзя.

– Госпожа Орах… – и голос какой-то холодный и чужой совсем. – Давайте не сегодня, хорошо. Просто идите спать. Я уверен, что сегодня вчерашние ужасы вас не побеспокоят.

– А как же…

– Все нормально, – резко оборвал ее. – Идите спать.

Эйден сидел на кровати, согнувшись, закрыв глаза, уткнувшись в ладони лицом. Ждал, пока хоть немного отпустит. Таблетку нужно было бы еще заранее принять, а то к вечеру накатывало совсем невыносимо.

Вдох-выдох. Сейчас станет лучше.

Толком не слышал, как постучали… слышал, но сил откликнуться не было, все силы закончились. Думал даже – вдруг сами уйдут.

Не ушли. Скрипнула дверь.

– Мор? – тихо позвала она.

Он разом дернулся, выпрямился, баночку с таблетками нащупал и в карман сунул, чуть не уронил, но все же быстро успел…

– Что-то случилось?

– Нет, – сказала она. – Простите, если помешала. Я просто… Наверно, хотела поговорить.

Она стояла немного растерянно, словно сама плохо понимала, зачем пришла.

А Эйден не мог сказать – рад он этому, или наоборот. Хочет побыть один? Хочет. Но все равно отчего-то…

– Уже поздно, – буркнул он. – Давайте поговорим завтра?

И вдруг страшно, что она согласится и уйдет.

– Простите, я…

Она все же подошла, немного замялась, но… совсем близко.

– Я могу помочь, – сказала осторожно. – Вам плохо, я вижу. Не знаю, надолго ли хватит силы, но ведь это помогает. Хоть поспите нормально. Кто знает, может быть, с хорошим менталистом действительно можно проклятие снять, и я…

– Нет! – Эйден оборвал. – Не вздумайте. До менталистов не дойдет.

– Почему? – спросила она. Взяла и села рядом на кровать.

– Потому что не будет никакой сделки. Все отчеты я уже отравил. Все, что мне нужно – потянуть время и посмотреть поближе на всех игроков, разобраться, чего от них ждать. По возможности, не допустить резню.

Она чуть нахмурилась, сдвинула тонкие светлые брови.

– Но ведь снять проклятие возможно? В теории. Иначе, о такой сделке речи бы вообще не шло.

Эйден вздохнул.

– Не знаю, – сказал он честно. Очень страшно было поверить хоть на миг, что возможно, потому что когда знаешь, что тебя ждет, можно принять это, смириться. А когда не знаешь наверняка – смириться нельзя. – Думаете, за все эти годы я не пробовал? Не искал пути? Вы не единственная хойне в империи.

– Не единственная, – она улыбнулась. – Но ведь вы же понимаете сами, в нашей магии очень важна личная заинтересованность. Магию хойне нельзя купить, она всегда идет от сердца. Нет, можно попытаться, конечно, но результата не будет. А я действительно, искренне хочу вам помочь. Поэтому есть небольшой шанс.

Личная заинтересованность…

Эйден вздохнул.

– И все же, госпожа Орах, дело в любом случае не в менталистах. Ни один менталист не вытянет из вас того, чего нет. Вы либо способны на это сами, либо не способны. Менталист может лишь подтолкнуть. Но я бы не рискнул с менталистами связываться, такое воздействие не проходит бесследно. Это того не стоит.

Ее брови дернулись вверх.

– Ваша жизнь того не стоит?

– Госпожа Орах… – Эйден потер колено ладонью. Все это сложно объяснить. – Наверно, дело в том, что я не верю. Ничего не выйдет. Это огромный риск для вас, а результата не будет все равно. Они уже использовали вас, создавая черный круг. И кто знает, как снова…

– Подождите! – она даже подсела чуть ближе. – Черный круг я бы никогда не смогла сама. Да, горе, спонтанная реакция, но все равно… Но если моих сил хватило создать такое проклятие, то должно хватить и снять.

Нет…

– Давайте сделаем так, – тихо сказал Эйден, – потом вы попробуете сами. Без менталистов. Не стоит… Получится, так получится. Но потом попробуете, не сейчас.

– Не верите?

– Не верю, – согласился он.

– Вы таблетку выпили, да? – спросила она. Настойчиво. Даже строго, чуть с осуждением. Так просто от нее отделаться. – Таблетки ведь не помогают. Вы просто перестаете чувствовать, но это ничего не меняет. Потом будет только хуже. Дайте руку. И не спорьте. А то вдруг вам снова придется меня спасать, а сил не хватит.

Он фыркнул. Но руку, все же, протянул.

Тайра взяла его за руку… и как-то так странно вздохнула.

– А можно не по делу вопрос? – вдруг спросила она. – Вы ведь разбираетесь в музыке? Вы так увлеченно говорили об опере, что я вдруг подумала… Вы играете сами?

Вот про это Эйден совсем не был готов.

Но Тайра сидела, смотрела на него, ждала. Соврать? Врать не хотелось. И обрывать этот разговор, отгораживаться, вдруг не хотелось тоже.

– Да, я люблю музыку. Но вы же понимаете, что я не могу играть, – сказал он совсем тихо. – У меня пальцы нормально не двигаются.

И ее это приободрило.

– Но раньше играли? – пыталась заглянуть ему в глаза.

– Играл, – согласился Эйден.

– И перестали, потому что кто-то в драке сломал вам пальцы?

– Не в драке, – он сморщился, зажмурился даже. Ну, зачем все это? Вздохнул. – Ломали как раз потому, что играл. Трижды. После третьего раза я сдался. В военном училище уже. Там в большом зале стоял рояль, и я вечерами бегал… Некоторым это не нравилось. Да что там, мы были мальчишками, лет по тринадцать… и я вот – не такой, как все, и все отдыхают, а я играю. Все учатся сражаться, как мужчины, а я… Ночами иногда. Надо мной смеялись, требовали прекратить. Но я упрямый. Сначала просто били по рукам, потом палец один сломали, но все срослось, и я взялся играть снова. Потом – больше… это почти соревнование – кто дальше зайдет. Наверно, если бы того парня не перевели в другое место, я бы снова начал. Пусть не играть, но из чистого упрямства приходить и долбить по клавишам. Я как-то даже пришел… но понял, что это невыносимо глупо, не стоит.

Тайра смотрела ему в глаза, держала за руку.

– А… где учились?

Поздно отступать, хоть и неправильно все это.

– Моя мать всегда играла вечерами. Сестра играла, училась играть. К ней учитель приходил, и мне нравилось наблюдать, сидеть рядом и слушать. Мне было пять, когда остался один, поэтому дома, конечно, научиться не успел. Но то ощущение… запомнилось. Я когда играл, закрывал глаза и представлял, что дома, что моя сестра сидит рядом, как я когда-то рядом с ней, слушает, – он облизал губы, кашлянул, пытаясь собраться с силами. Зря он начал. И было как-то неловко. Не стоило… – В приюте я, по большей части, держался один, у меня не было друзей. Зато в библиотеке было фортепьяно, и госпожа Макони занималась со мной, ей нравилось заниматься, она говорила, у меня есть способности. А я так старался… ждал этих вечеров, ее похвалы… потому что, наверно, она была единственной, кто не шарахался от меня… Кому было дело до меня.