многие ненавидят за то, что он сильно большого мнения о себе. И бабки он гребет под себя. У него очень узкий круг общения, в основном мелькающие, типа Цезаря, которые трутся возле «Тойленда». Эти ребята всегда за него. Он их привез с Сицилии и нагрузил грязной работой. Они еще хуже Лило, никогда не доверяй этим ублюдкам мелькающим. И никто им не доверяет, только сам Старик, ведь это он их притащил сюда, и он ими манипулирует. Остальные обходят его стороной, и многие желают ему самой мучительной смерти. Поэтому мы с тобой здесь.

Впоследствии мы с Левшой еще несколько раз ездили к «Каса белла» охранять Кармина Галанте. Стоя на улице, Левша заметно нервничал. Все, кроме меня, носили стволы, заткнутые за пояс и скрытые под рубашкой. Левша вглядывался в прохожих, в проезжавшие мимо тачки, в окна домов напротив.

Я тоже был на взводе. Ситуация, что называется, нарочно не придумаешь: агент ФБР торчит среди мафиози на Малберри-стрит, думает, как бы не словить пулю, и охраняет грозного босса семьи Бонанно, потому что эти самые мафиози ему доверяют!

Каждые два-три дня я старался звонить своему связному агенту. В нью-йоркском офисе сделали выделенную телефонную линию только для моих звонков, по которой я снабжал агента информацией о прошедших и предстоящих делах. Иногда он просил меня разведать побольше про тот или иной клуб для других расследований: что за парни туда ходят, о чем болтают. Если мне требовались данные на какого-нибудь типа, агент подкидывал мне сведения. Ценную информацию, которая могла стать уликой, мы называли «302-я». Когда у связного скапливалось достаточно таких «триста вторых» отчетов, он притаскивал их мне на подпись.

Раз или два в месяц я старался встретиться со связным, чтобы забрать конверт с наличкой на жизнь и оперативные расходы. Мы пересекались ненадолго, буквально на пару минут. Такие встречи обычно устраивались в музеях — к примеру, в музее Гуггенхайма или в «Метрополитен» на Пятой авеню[30]. Пока мы делали вид, будто разглядываем экспонаты, агент тайком совал конверт мне в карман. Иногда мы встречались возле определенной скамейки в Центральном парке, иногда пересекались в кофейнях.

Заканчивался 1977-й, я находился во внедрении уже больше года. Во Флориде Джо Фитц успел собрать кое-какую информацию, но его результат все равно был недостаточным, и Бюро собиралось закрывать «солнечную» часть операции «Солнечное яблоко».

Время от времени руководитель операции справлялся о моем состоянии и готовности продолжать. Я честно отвечал, что готов.

Поскольку я так удачно поладил с Левшой и так близко подобрался к Бонанно, укрепив свои позиции, мы начали думать над новыми стратегиями. Пока я работал, Бюро успело запустить новые операции по внедрению в разных городах, и агенты могли бы использовать мое имя, чтобы втереться в доверие к нужным людям. К примеру, я мог бы поручиться за них, замолвить словечко. И пусть меня проверяют, я тоже свой: друг Левши из Нью-Йорка.

Проблема была в том, что я сидел в Нью-Йорке под постоянным контролем Левши, который ни на день не выпускал меня из поля зрения. Если бы я не находился под столь пристальным присмотром Левши, все было бы проще. Я мог бы спокойно встречаться с другими агентами и ездить по нужным городам, не отчитываясь перед Левшой о своих перемещениях. А если повезет, то и вовсе мог бы втянуть Левшу в другие операции, свести его, как представителя Бонанно, с другими семьями и подтянуть таким образом всю банду под преступный сговор.

При таких раскладах я появлялся бы в Нью-Йорке на две-три недели, поддерживая отношения с Левшой и развивая совместные дела.

В пользу переезда говорил и личный фактор — моя семья. Раньше я точно знал, что моим близким ничего не угрожает. Каждые две недели я заглядывал к себе домой в Нью-Джерси, убедившись перед этим, что за мной никто не следит. Но к осени 1977 года я понял, что семью придется перевозить, слишком уж глубоко я втерся в преступные круги. Цена любой, даже самой незначительной, ошибки могла стать катастрофической. За мной следили копы, меня уже три или четыре раза останавливали и обыскивали без причины. Что, если я вовремя не стряхну хвост и приведу копов прямо к себе домой? А если это окажутся не полицейские, а Левша или другие мафиози?

В общем, семью нужно было увозить, иного выхода я не видел. И если меня собирались перевести в другой район, мы могли бы совместить оба переезда.

Весь декабрь и до середины января мы обсуждали перспективы переезда с руководителем операции, а затем и со штаб-квартирой. План был предельно простой, и мы назначили переезд на 1 февраля.

Моя семья привыкла сидеть на чемоданах, они уже четыре раза переезжали из-за моей работы. Но теперь дочери были достаточно взрослыми, а в таком возрасте гораздо сложнее отрываться от друзей и кавалеров. Кроме того, в Джерси жили наши родственники. Несколько лет назад, когда меня перевели в Нью-Йорк, мы думали, что Джерси станет окончательным местом жительства. И вот очередной переезд. Жена смирилась, хоть и не понимала, что происходит. Обсуждать было нечего, я все представил так, будто выбора нет: меня переводят в другой отдел. Мои самые близкие люди до сих пор не имели представления о том, насколько серьезно я завяз в мафии. Они не знали, что переезд — это вынужденная мера для их же безопасности.

На тот момент у ФБР было пятьдесят два офиса по всей стране. Нам предложили пять регионов на выбор. С точки зрения работы мне было без разницы, куда переезжать: все равно придется мотаться в Нью-Йорк, да и по всей стране тоже. Поэтому место переезда мы выбирали вместе с женой.

В 1977 году мне удалось заглянуть домой под самый вечер сочельника и провести все Рождество с семьей. В январе мы с женой отправились в небольшую поездку, чтобы выбрать новый дом. Нам быстро удалось найти подходящий вариант — чуть меньше, чем наш старый дом в Джерси, но зато в спокойном и уютном районе. Неделей позже мы выставили дом в Джерси на продажу. С переездом помог знакомый грузчик, которого я попросил не распространяться о наших планах.

Переезд сопровождался потоками слез и бесконечными страданиями. Все догадывались, что это из-за работы, но никто не представлял, в чем именно заключалась эта работа. Если бы мои жена и дети знали все подробности, то они, несомненно, отнеслись бы к ситуации с бˆольшим пониманием. Однако в таком