Облегчение и напряжение сменяли друг друга у нее в голове.

– Брайди, ты должна убедить меня, что, перед тем как ехать, ты подтянешь свой французский, хотя я знаю, что Грейси и мама неплохо тебя натаскали. И я должен быть уверен, что ты будешь упорно учиться и, самое главное, будешь вести себя как надо. Я хочу, чтобы ты вернулась, а вовсе не влюбилась в какого-нибудь француза и бросила нас.

Брайди сосредоточила внимание на салфетке, перекладывая ее то так, то эдак на его тарелке. Она не собирается возвращаться, во всяком случае, это произойдет не скоро. Но никогда раньше ей не приходилось лгать ему. Она снова повернулась на стуле и стала смотреть на луну и деревья, а потом развернулась в сторону отца. Она очень любила его, и маму тоже, но ведь им тоже пришлось бороться за свободу выбирать свой собственный путь, поэтому они должны, в конце концов, ее понять. Ей это нужно, все очень просто.

Брайди отмахнулась от чувства вины и взяла его покрытую шрамами руку в свои. Эти шрамы он получил во время войны.

– Ну конечно, нет, папа. Никогда я не выйду замуж за француза. У него ведь, скорее всего, будет пудель, и Ягодка с Изюмом не смогут приехать повидаться со мной. Пап, а ты поговоришь с мамой обо мне?

Он покачал головой.

– Нет уж! Идея исходит от тебя, ты и изложишь ее. Но я, как говорили в армии, разведаю обстановку и доложу тебе.

На следующий день Эви появилась на ферме. Она зашла на кухню и, не улыбаясь, встала, сложив руки на груди. Брайди повернулась к плите и принялась мешать овсянку. Она не будет прерывать мать, когда та начнет говорить, а, наоборот, выскажется первая.

– Понимаешь, мама, – начала она, – я чувствую, что Истерли Холл нужно продвигать, и кулинария высокого уровня – как раз подходящий способ добиться этого.

– Да, твой папа рассказал мне, что именно он посоветовал тебе сказать. Он не умеет притворяться, так что я всегда знаю, когда что-то затевается, Брайди Брамптон. Тебе хочется проявить себя. Вот что, как я понимаю, сказала миссис Мур.

Брайди резко обернулась. Деревянная ложка застыла у нее в руке.

– О господи!

Эви улыбнулась.

– Положи ложку в кастрюлю и не закапай кашей чистейший пол, а не то тебе придется ползать на коленках со щеткой до тех пор, пока Молли не успокоится. К вечеру я приму решение и скажу тебе.

День тянулся, и Брайди на кухне в Истерли Холле все это время находилась в таком напряжении, что с трудом могла выдавить из себя слова и едва дышала, потому что мать, казалось, совершенно забыла о своем обещании. Эви вела себя как обычно, и точно так же держалась миссис Мур. Старая повариха свирепо стучала и звенела спицами, поскольку это был ее выходной, а напротив, в другом кресле, свернулись клубком собаки и оставались там почти целый день. Брайди пробралась поближе к ней, пока мать осматривала ягненка и фазана в кладовой, где висели, ожидая своего часа, тушки, подготовленные для жарки и запекания.

– Что думает мама?

Миссис Мур качнула головой, подсчитывая петли, и нахмурилась. Мать вернулась с фазаном, замаринованным накануне, но без ягненка.

– Мы приготовим камбалу, – объявила она, – на выбор. Простую, без соуса. Те, кто у нас сейчас живет, предпочитают именно так.

Брайди вспыхнула.

– Мама, но, может быть, они захотят попробовать…

Ее перебила миссис Мур:

– Брайди, поди сюда и помоги мне. Подставь руки. Мне нужно смотать шерсть в клубки. На эти шарфы уходит больше ниток, чем я думала.

Эви сосредоточенно возилась с фазаном и только сказала:

– Прекрасно, Брайди, но мне нужно, чтобы ты проверила овощи. Они должны быть готовы в течение этого часа.

Брайди хотелось вопить и кричать, но она пододвинула табуретку и села напротив миссис Мур, и держала моток шерсти, пока у нее не заныли плечи. В глазах ее застыл вопрос, который миссис Мур полностью игнорировала. Когда они наконец закончили мотать пряжу, миссис Мур кивнула в благодарность и шепнула:

– Не торопи события, юная дамочка. Мама сообщит тебе свое решение. А ты пока могла бы показать всем, что можешь, как взрослая, спокойно ждать.

– Но она издевается надо мной, миссис Мур. Гости могли бы согласиться на мое предложение подать легкий лимонный соус. Мы уже на прошлой неделе обсуждали это.

Она тоже говорила шепотом.

– Нужно дать маме время, солнышко, и тебе только кажется, что она дразнит тебя, а на самом деле она тщательно все обдумывает.

После ланча предполагалось чаепитие, и Брайди нужно было приготовить обычные кексы и булочки. И она стала делать их с закрытыми глазами. Ну вот, думала она. Я могу все делать не глядя, и разве это не значит, что моя жизнь – это сплошная скука? Напряжение в ней снова возросло. А если ей не разрешат? Когда Брайди открыла глаза, она увидела, что мать подняла взгляд от кулинарной книги и покачала головой, как будет не верила своим глазам.

Неужели смеется? Что это значит? Но лучше не спрашивать, тем более что брошенный на миссис Мур взгляд подтвердил ее догадку. К тому времени, как обед был приготовлен, подан и съеден, Брайди почувствовала, что ожидание вымотало ей всю душу. Она ушла домой в одиночестве, потому что не в состоянии была оставаться рядом с матерью, которая по-прежнему не говорила ни слова по интересующему Брайди вопросу. Она шла вдоль тисовой изгороди, когда услышала, как мать зовет ее:

– Подожди, Брайди. Пойдем вместе. Не так много времени нам осталось до твоего отъезда в Париж.

Брайди замерла как вкопанная, потом резко развернулась и побежала обратно. Бросившись на шею матери, она кричала:

– Я люблю тебя, мама. Я так тебя люблю! Сильнее жизни! Мама, спасибо, спасибо!

Мама крепко прижала ее к себе.

– Я буду скучать по тебе, моя девочка, не забывай об этом, и буду с нетерпением ждать, когда ты вернешься.

Брайди не хотела об этом думать. Она не знает, когда вернется, но мама поймет, во всяком случае, если не сначала, то потом обязательно поймет. Теперь ничто не может удержать ее от принятого решения. Она поедет в Париж и будет делать что-то действительно стоящее, а не одни только кексы выпекать. Но позже, когда мать отпустила ее и они вместе пошли домой, Брайди стиснула ее руку и не отпускала, потому что чувствовала, что все неправильно, и вместо радости ее охватило ощущение вины и боль.

– Я так тебя люблю, мама, я тоже буду по тебе скучать.

Париж, июнь 1937 г.

Прошло два месяца, и наступил день, когда Брайди с матерью сели на поезд на вокзале Госфорн. Проводить их приехали миссис Мур с мистером Харви и Джеймс. Отец Брайди обнял их обеих, сказал, что будет по ней скучать и с нетерпением ждать ее возвращения, когда он сможет отведать кулинарные шедевры, которые она приготовит. Жене он сказал, что будет скучать по ней все время, пока она будет устраивать Брайди в Париже, и что она может купить себе столько шляпок, сколько пожелает, пока будет приятно проводить там время, но вернуться она должна к концу недели.