которому подвержены раки, занятые биомониторингом. В этом случае, согласно Спилтеннеру, меньшим злом является наименее ожидаемое зло, то есть «красная» тревога264. Таким образом, этически верным выбором будет решение оставить раков в покое и использовать для диагностики состояния воды другие инструменты.

История невских раков делает очевидным самый серьезный недостаток этики меньшего зла – ограничение выбора несколькими известными альтернативами265. Если на мгновение забыть о том, что раки и рыбы дешевы, мы можем согласиться, что основной аргумент в пользу использования обитателей местных водоемов для мониторинга качества воды – это возможность синхронной оценки всех физико-химических параметров в их взаимодействии. В этой ситуации нам доступны две опции: продолжить диагностику с помощью лабораторных анализов, рискуя упустить опасное сочетание факторов, например кислотности и температуры, или организовать систему биомониторинга, подвергая стрессу раков, рыб и улиток и, как следствие, ослабляя их иммунитет. Из-за отсутствия альтернатив институции, ориентированные на заботу о здоровье людей, склоняются ко второй опции – привлечь к работе тех, кто с ней справится. Похожей логикой вплоть до середины XIX века руководствовались лондонцы, нанимая на работу детей-трубочистов. Лишь они могли работать в дымоходах, которые специально делали узкими и извилистыми для того, чтобы замедлить выход нагретых газов. Многие приюты отправляли мальчиков-сирот чистить золу в каминных трубах, когда им исполнялось четыре года. Побочными эффектами такой карьеры были деформация суставов и замедленный рост. Некоторые дети задыхались или сгорали в трубах, перепутав выходы. Пока дешевый труд детей-трубочистов был разрешен законом, немногие выбирали альтернативную опцию – чистку с использованием специальных щеток. По мнению Спилтеннера, выбор меньшего зла из небольшого числа известных решений, как правило, тормозит поиск новых, в том числе среди уже разработанных, но менее популярных вариантов. Это одна из причин, по которым труд мусангов, производящих второсортный кофе лювак в неволе, до сих пор востребован, несмотря на изобретение технологии искусственной ароматизации кофейных зерен цибетином. Возникает вопрос: будут ли совершенствоваться системы автоматизированного контроля качества воды в России, в том числе по направлению комплексного анализа факторов риска, если можно положиться на бесплатных работников – раков, рыб и моллюсков? Стоит ли надеяться, что биомониторинг окажется временной мерой и в ближайшем будущем уступит место новым технологиям диагностики? Скорее труд «стражей воды» станет городской традицией, тем более что у них уже есть профессиональный праздник: Всемирный день воды и День невского рака отмечают 22 марта266.

Труд животных как культурная традиция

Наряду с инновациями, благодаря которым исчезают одни способы эксплуатации животных и появляются другие, традиция также является неоднозначным фактором. С одной стороны, превращение социально значимых или экзотических профессий животных в городскую или национальную достопримечательность привлекает внимание зоозащитников, а затем и массовой аудитории к условиям содержания животных и практике обращения с ними. Это побуждает «работодателей» как минимум заботиться о соблюдении базовых норм. С другой стороны, осознание отдельных видов труда животных как элемента идентичности институции, города или страны препятствует естественному исчезновению таких специализаций. В результате тот или иной способ эксплуатации может сохраняться веками как культурный обычай, даже если число занятых особей будет минимальным.

Один из примеров – традиция ночной рыбалки с бакланами, которую часто сравнивают с русской соколиной охотой. В Восточной Азии птиц тренируют для ловли крупной рыбы уже тринадцать веков267, в Японии эта практика называется укаи (鵜飼). Вольные бакланы ныряют за рыбой в открытом море на глубину до четырех метров. На службе у мастеров укаи птицы рыбачат на привязи – каждый баклан прикреплен к лодке четырехметровой веревкой. Кольцо на шее не позволяет птице глотать крупную добычу – аю, морскую рыбу из отряда корюшковых. Аю приплывает в реки на нерест в конце весны. В Японии рыба считается деликатесом – ее сладкое мясо с ароматом дыни привлекает в Гифу, Киото и Удзи тысячи внутренних туристов, верных национальному культу еды. Заметив улов, рыбаки подтягивают птицу к лодке на веревке и заставляют отхаркивать добычу. Некоторые ныряльщики со временем учатся приносить крупную рыбу в клюве. Рабочий сезон бакланов продолжается все лето с небольшими перерывами, на островах – до середины октября. Птицы и рыбаки, одетые в традиционные темно-синие кимоно, работают при свете факелов в живописных окрестностях городских замков. Туристы наблюдают за бакланами с лодок, а после ужинают, заказывая блюда из свежей аю. Профессия рыбаков укаи считается в Японии искусством, передается по наследству, требует лицензии и находится под покровительством императора. Количество разрешений на использование птиц строго ограничено: сегодня цех рыбаков с бакланами насчитывает 21 мастера, некоторые из них – сотрудники императорского двора.

Не в каждой стране подобные практики строго контролируются. Например, аналогичная традиция ночной рыбалки, до сих пор практикуемая в Бангладеш, не лицензируется. Рыбаки без всяких ограничений эксплуатируют выдр, которые сгоняют в сети крабов и креветок, работая в намордниках и на поводках. В отличие от японской рыбалки, многовековая традиция использования выдр в Бангладеш остается приоритетным способом заработка для десятков семей. В 2011 году исследователи из Джахангирнагарского университета подсчитали, что в области Кхулна от такой рыбалки зависело благосостояние 2000 человек: выдры обеспечивали каждой лодке от 4 до 12 кг улова каждую ночь268. Когда эксплуатация животных остается способом выживания людей, принуждение их к работе не осуждается: в Бангладеш выдр используют до тех пор, пока они эффективны. Более того, рыбалка с выдрами позиционируется исследователями не только как традиционный промысел, но и как практика консервации гладкошерстных выдр (Lutra perspicillata). При этом на рыбаков работают не только выдры, разведенные в неволе, но и пойманные в дикой природе, хотя, по словам ученых, и те и другие способны выжить в естественной среде без помощи людей.

С распространением экоцентричной модели восприятия живой природы в развитых странах зарождается критика эксплуатации животных ради поддержания традиций институциональной или национальной культуры. Так, японская рыбалка с бакланами стала прообразом охоты на детей в компьютерной игре Фумито Уэды «Последний хранитель» (2016)269. В этой истории технологический интеллект манипулирует сознанием крылатых химер (трико), заставляя их похищать детей из лесных поселений. Вернувшись в свою долину, монстры выплевывают добычу, подобно бакланам. Время событий намеренно скрыто – возможно, сюжет возвращает нас на несколько тысячелетий назад, к моменту формирования традиций эксплуатации птиц ради ловли крупной рыбы, а может быть, действие игры разворачивается в постапокалиптическом будущем, когда человечество восстанавливается после экологической катастрофы. Утрированно жестокая история похищения детей хищниками поднимает вопрос об этичности тех задач, которые сегодня решаются эксплуатацией диких птиц в неволе под видом сохранения