— А что же мне, мама, Рому к себе что ли взять? — снедоумением спросила она у свекрови.

Та ее пристыдила:

— А почему бы и нет, коль ты Глаше подруга? Конечно возьмем.Нехай посидить тут, подождет, пока разберется Глафира с супружником. С нас,небось, не убудет.

— А если мой Ваня внезапно вернется? С ним это частенькобывает. Что я ему скажу?

— С Ваней я объяснюся, — отрезала Марьванна и ласковообратилась к Роману: — Пойдем, малец, медком тебя угощу. Свеженьким, вчерасьоткаченным. В этом году уродился медок.

Пока “свекруха” сердобольно накармливала Романа медком (кмужчинам у нее был большой пиетет), Липочка помчалась к Глафире.

— Глаша! Спасай! — с порога закричала она, в который раззагоняя под кровать мученика-Желтухина.

— Тише ты, тише, — замахала на нее руками Глафира и спрежней предусмотрительностью потащила подругу в кухню.

Там на столе стояла тарелка (уже третья), полная маннойкаши. Липочка остолбенела:

— Глаша, для кого это?

— Для меня, — не моргнув глазом, соврала Глафира.

— Зачем?

— У меня гастрит приключился. Доктора прописали.

— Ах вот оно что! — прозрела Липочка. — Да это и видно,бледненькая ты какая-то.

“Любой тут побледнеет, — в душе облилась слезами Глафира, —мыслимое ли дело: третий раз под кровать наш Ваня ныряет. Сегодня не дом уменя, а двор проходной”.

— С чем пожаловала? — безрадостно спросила она у подруги.

Та (терять нечего) не таясь, ей все изложила.

— Так вот кто слопал мою кашу! — смекнула Глафира.

— Да, он и слопал, — подтвердила Липочка.

И Глафира сделала тот самый вывод, который Марьванна, в своюочередь, озвучить не решилась.

— Выходит, это не черти здесь топотали, — воскликнула она.

— Нет не черти, — вздохнула Липочка.

В тот же миг Глафира, мгновенно усложнив и расширив своипланы, переполнилась нетерпением.

— Зови своего Романа сюда! — закричала она, имея оченьгрешные мысли. — Сейчас же зови! Пусть идет!

— Как? Через дверь? — растерялась Липочка.

— Зачем через дверь? Как обычно — через балкон!

Таким образом, под давлением обстоятельств Роман вынужденбыл снова отправиться на Глашин балкон. Теперь уже легально: как ее полюбовник.Роль эта была ему ненавистна, но, чтобы не создавать своей покровительницепроблем, он смирился и храбро отправился штурмовать балконную перегородку. Марьванна(теперь и его подруга) не осталась стоять в стороне, а живо ему помогала исловом и делом.

— Выше, выше ножонку свою подымай. Ай, милок, — галдела она,хватая Романа за ноги и всячески ему мешая. — А теперь ниже-ниже ее заводи.

От усердия ее он несколько раз чуть не сверзся с третьегоэтажа. С большим риском для жизни занося ногу по совету Марьванны то ниже, товыше, он ругался в душе самыми нехорошими словами, снаружи сохраняяблагонравие, столь милое старушке. В итоге он так ей полюбился, что, чуждаягромогласных оценок, она в конце концов заявила:

— Повезло Глашке. Непаскудный Ромка мужик.

Оценка, по десятибальной шкале равная двадцати баллам.

Глафира, а она стояла на своем балконе и принимала Романа,радостно заржала и воскликнула:

— О, да!

— Бог даст, все у вас сладится! — пожелала Марьванна“любовникам”, когда Роман наконец достиг заветной цели.

“Боже упаси!” — испугалась Липочка, пряча от свекровипотемневшие глаза. Та же, словно что-то учуяв, окатила невестку проницательнымвзглядом и гаркнула:

— Ну вот, дело сделано, а теперь спать!

Время и в самом деле было позднее. Женщины легли: свекровь —на кровати в спальне, невестка — на диване в гостиной. Под дивный храпМарьванны, Липочка тревожно гадала: совратит Глаша Романа или не совратит?

“Вот посмотрим сейчас какой он верный, — ревниво думала она.— Посмотрим, дотянется ли он до моего Вани (вернейшего из вернейших) или вподметки не годится ему”. С этой мыслью она и заснула, а, проснувшись, срадостью увидела, что собирается уж свекровь.

— Мама, куда вы? — воскликнула Липочка, не смея поверитьсвоему счастью.

— На кудыкину гору, а еще проще — домой.

— Так рано?

— Хватит. Уже нагостилась. Продуктов вам навезла, погуляла,пора и честь знать.

— А как же Ваня? Не дождетесь его?

Марьванна с усмешкой взглянула на невестку и лукавоответила:

— Он в своих командировках месяцами живет. Я что же, оглашенная,его ждать? Провожай меня, провожай, пока я не передумала.

Старушка без завтрака, прихватив пустые чемоданы, понесласьдомой. Так спешила, — Липочка еле за ней поспевала. На вокзале простилисьпо-родственному. Марьванна невестку расцеловала в обе щеки и сердечно ейпожелала:

— Ну, живите с моим Ваней дружно, ладно. Во всем покоряйсяему и так много, как Глашка, смотри, не позволяй ты себе.

— Мама, как можно? — обиделась Липочка.

— Можно! Можно! — строго одернула ее свекровь. — Мое делонаставить, а дальше вы сами знаете. Кто стариков сейчас слушает…

Она махнула рукой, на том и расстались: свекровь укатила вдеревню, а Липочка побрела драить офис.

Уже почти добравшись до офиса, Липочка вдруг поняла, что незавтракала и зверский аппетит нагуляла. Она решила зайти в кафе, что в трехшагах от фирмы Сан Саныча. Однако, несмотря на голод, удовольствия от завтракаЛипочка получать не могла: мешали мысли. Из головы не шел вчерашний инцидент сРоманом. Старательно скрывая от себя ревность, Липочка отчаянно ревновала, норядила эту дурную эмоцию в благонравные одежды.

“Зря я струхнула и рассказала все Глашке, — думала она, смашинальной тщательностью пережевывая ветчину. — Свекруха все равно не раскрылабы мой обман, ведь она так к Глаше и не зашла, а утром сразу домой отправилась.Роман вполне мог остаться у нас, а теперь он у этой распутной Глафиры. Еехлебом не корми, дай испортить хорошего человека. Но с другой стороны, я не знала,что свекруха уедет. Она вполне могла отправиться к Глаше и рассказать проРомана…”

Липочка со вздохом сделала глоток кофе и огляделась. В кафебыло немноголюдно: лишь она, парочка влюбленных тинеджеров в уголке да троицаголоворезов за соседним столиком. Головорезы вели себя нагло: что-то оживленнообсуждали, далеко не шептали и матерились безбожно. Голоса их гремели на весьзал, но Липочка не обращала на головорезов внимания и в смысл их беседы невникала. Она думала о Романе.