Придон с изумлением смотрел в изменившееся лицо брата.Жестокое, словно вырезанное из камня, даже не вырезанное умелым резцом куява, авысеченное грубым молотом слава, оно напряглось, губы сжаты, а в глазах… даженепонятно, чего в глазах больше: огня или льда.

– Мы возьмем для тебя эту женщину, – ответил онмогучим голосом, которым привык отдавать приказы на поле битвы. – А сейчасмне надо пойти проверить стражу на башне.

Придон смолчал, что не дело вождя лично проверять стражу. Изглубины сердца медленно поднимались, словно из теплого ленивого болота, первыепрекрасные сверкающие слова, которые не потерять бы, не повредить грубымипальцами, привыкшими к рукояти боевого топора!

В нем снова заговорил бог.

Ночь, полночь, но сон не приходил. Сердце томится, с души,как говорил Аснерд, сняли кору, словно с живого дерева. Теперь чует любоедвижение воздуха, тревожно ноет, а странные слова разъедают душу, ищут выхода.Он не находил себе места, встал, оделся, вышел во двор.

Над головой в такт шагам колыхалось бездонное звездное небо.Глаза почивших пращуров смотрят строго, вопрошающе. Он брел повесив голову.Ответить нечего, предки ждут подвигов, а он раскис. В его сердце не звучатпобедные кличи воинов, не слышно стука топоров по щитам, нет криков погибающихврагов.

Очнулся, когда под ногами захрустели мелкие кости, сухие черепкиразбитой посуды. Дальше в призрачном лунном свете белеют огромные камни. Траваздесь вытаптывается, ее нельзя скашивать, нельзя кормить коней.

Здесь захоронены погибшие артане. Деды-прадеды, погибшиебоевые друзья. Он с десяти лет носил за многими из них шлемы, с двенадцати емубыло дозволено носить за ними щиты, а с пятнадцати он уже сам принял участие впервом боевом набеге на соседей.

И вот уже десять лет он в постоянных набегах, схватках,боях. Последние пять лет он сам водит свой отборный отряд молодых героев. О нихуже слагают песни, а старики кивают внукам на его прямую спину и наставляют,что должны быть такими, как он, Придон, средний сын тцара.

Но сейчас он уже не герой, ибо сердце трепещет, как умолодого оленя, оказавшегося посреди стаи волков. А сердечный щем переходит вболь, тоску, горечь…

Послышался странный звук, быстро оглянулся. Никого…

Облитые лунным светом, загадочно блестят неподвижные, словновысеченные из камня, верхушки деревьев. Напротив сложенная из темного гранитаусыпальница артанских тцаров кажется мимолетной тенью, что тут же рассеется,едва на нее упадет серебряный луч. В ней нет тела его неизвестно в каких краяхсгинувшего отца, но зато там тело матери…

Деревья с блестящими вершинками внизу чернее угля, лишьусыпанная золотым песком дорожка серебрится в лунном свете, медленно проползаетпод толстыми подошвами, а сама усыпальница медленно разрастается, уже виднымедные ручки массивной двери…

Придон вздрогнул, кровь похолодела в жилах. Дверь без скрипаприоткрылась, из помещения выскользнула темная фигура. Качнулась, словнонамеревалась укрыться в тени, но внезапно остановилась, загораживая ему дорогу.

Придон пытался произнести хоть одно охранительное заклятие,но не мог шевельнуть помертвевшими губами. А в голове сразу пронеслись все теслухи, что ходили среди челяди о его матери…

У человека, который загородил ему дорогу, в глазницахполыхал багровый огонь.

Отец, говорят, добыл их мать, Порею Солнцерукую, в дальнейстране, чуть ли не в Темных Землях. А может быть, и в самых Темных, но толькоон сразу умолкал, когда на пирах или в беседах заговаривали, когда и как ондобыл красавицу-жену. Все герои любят побахвалиться, как и какими усилиямиобошли соперников, вырвали победу в последний миг, но отец помалкивал всегда.

Позже от волхвов стало известно, что этой красавицы тщетнодобивался не то могучий маг из Темных Земель, не то бог оттуда же, но если онаи раньше умела пресечь его притязания, то теперь, замужем, обрела добавочнуюзащиту. Правда, Темный Бог как обезумел, последовал за ними и продолжалдомогаться ее уже в Артании, но здесь его мощь была не столь велика. Местныечародеи во главе с молодым еще Вяземайтом воздвигли мощный щит, и бог вбессилии ломился через преграды, сокрушая одну за одной, но Вяземайт с такой желегкостью взамен каждой порушенной стены магии возводил две новые.

Придон помнил, как однажды Вяземайт вызвал их, Скилла и его,Придона, на городскую стену, это были сумерки, повел по воздуху руками,пошептал. Вдали открылось словно бы окно в другой мир. Придон с содроганиемувидел, как по темной безжизненной степи летит навстречу ветру чудовищныйвсадник на огромном черном коне. Лица не рассмотреть, но от всей фигуры сразуповеяло недоброй мощью. Впереди всадника огромными скачками несся исполинскийпес, черный, страшный, глаза горят, как раскаленные уголья, раздуваемые ветром,хвост вытянут струной. Ветер треплет шерсть…

Всадник метнул в их сторону взгляд, окно сразу исчезло, ноПридона затрясло, ему как-то передалось чувство страсти, горя и отчаяниявсадника, его любви и одновременно ненависти к златокудрой, из рук которойисходит свет… Он потрясенно понял, что все это направлено на его мать, а этотвсадник и есть тот, перед носом которого их отец сумел выхватить и увестилучшую в мире добычу! И вот он уже сколько лет страдает, добивается, оставилсвои Темные Земли и бродит по этой страшной для него и ненавистной подлуннойземле, надеясь пробраться к его матери, похитить, увезти…

Постепенно странности их матери через служанок и челядьстали известны всей Артании. Она никому не позволяла присутствовать, когдамылась. В ее спальне всегда царила полная тьма, светильники убраны вовсе, чтобыникто ненароком не зажег, а окна плотно закрыты дубовыми ставнями.

Но артане ее любили за красоту, за светлую улыбку и за тотстранный дар, которым ее наделили боги: где бы она ни появлялась, в тех местахкоровы начинали приносить по двое телят, прекращались болезни скота, а траваначинала расти быстрее.

Еще она могла самую темную ночь во дворе превратить всветлый день, стоило лишь приподнять длинные рукава роскошного платья. Свет отее рук разгонял тьму, рассеивал тени, а нечисть с криками покидала гнезда.

Потом она заболела внезапно, без всякой причины. По всейАртании заговорили, что не обошлось без злых чар. Слухи пошли разные, кто-товалил на Темного Бога, хотя вряд ли тот решился бы на такую гнусность, кто-тообвинял проклятых куявов, кто-то многозначительно кивал на враждебные горныеплемена, что на границе с Куявией…

Может быть, степи Артании все же угнетали ее, как и страшныймир с Луной и сместившимися звездами… если правда то, что отец вырвал ее изплемени долунных существ. Но она угасала долго, не желала сдаваться, а когдаощутила близость кончины, то слезно просила Осеннего Ветра трое суток охранятьее тело в склепе. Тцар, тоже в слезах, обещал все исполнить, хотя просьба явнонелепая, а врагов на ближайшие сто конных переходов нет. Двое суток охранялсам, охрип от рыданий, глаза ничего не видели от выплаканных слез, но на третьивынужден был отлучиться, нести стражу поручил доверенным воинам.