хозяйственные проблемы. И ради чего? Ладно бы, если для расширения обители, строительства храмов и келий, питания нищих. Но нет, доходы шли в первую очередь на приобретение серебра и золота, новых драгоценных сосудов для служения, оправ для икон, дорогих одежд для игумена и церковнослужителей.

«Разве так уж необходимо всё это человеку для укрепления духовности? Для спасения своей души? — рассуждали старцы. — Разве для того уходили от сытой обеспеченной жизни в глухие леса преподобный Кирилл Белозерский и многие его последователи? Нет и нет! Да и сами мы потому и пришли сюда, отдав в руки Господу свои судьбы, что видели высший смысл своего земного бытия в молитве, в служении Создателю, в стяжании благодати себе и миру. И что же теперь? Что делать, когда на первое место в обители выходят совсем иные, материальные ценности?»

Дело дошло до того, что игумен с казначеем и келарем уже и питаться стали отдельно от остальных насельников за закрытыми дверями, пренебрегая общей трапезой и одинаковой пищей! Старцы роптали. Довольно тихо, когда узнали, что их покровитель, князь Белозерский единолично назначил им игуменом Нифонта, не дожидаясь решения монастырского совета старейшин, который ещё не решил окончательно, кого избрать себе на это место. Роптали погромче, когда Нифонт прогнал архиепископских приставов и десятинников. А когда выяснилось, что игумен убедил князя Михаила Андреевича тягаться с владыкой Ростовским за управление монастырём, не вытерпели и послали к Вассиану своих гонцов с просьбой не отступаться от них.

Послание оказалось кстати: Вассиан Рыло, узнав о решении митрополита и дождавшись, когда великий князь вернётся из Новгорода, собрался в Москву восстанавливать справедливость. Ради такого случая он готов был пересилить своё недомогание.

Митрополит Геронтий к тому времени был вполне доволен состряпанным дельцем. Тем, как прошёл суд, тем, как Нифонт сумел понравиться вдовой великой княгине Марии Ярославне, постричь её в монахини, добиться полной поддержки. Впрочем, она и не знала о тяжбе, это дело её не коснулось, но важен был сам факт её благосклонности к Кирилловскому игумену. Сама о том не догадываясь, она как бы оказалась на стороне противников своего Ростовского архиепископа Вассиана. Митрополит всем этим был доволен, с истинным наслаждением выписал он грамоту, по которой Кириллов монастырь поступал в полное владение князя Михаила Андреевича Белозерского, а Ростовский архиепископ лишался над ним всякой власти. Довольная улыбка мелькала на его тонких губах, когда представлял он себе уязвлённую физиономию Вассиана. Но увидел он далеко не то, что ожидал.

Прибыв в Москву, властный и величественный старец Вассиан первым делом направился к митрополиту. Глянув на него, Геронтий понял, что гость весьма недоволен результатами суда. И не ошибся.

Грозный старец поздоровался сдержанно, не по чину, и, не приняв благословения, сразу же приступил к делу:

— С какой стати ты, мой господин, взял у меня Кириллов монастырь? — поинтересовался он.

— Сам игумен Нифонт со старцами меня о том просили, — попытался со всевозможной ласковостью в голосе умиротворить посетителя Геронтий.

Он хоть и хотел Вассиану нос утереть и на место поставить, однако же побаивался его. Авторитет архиепископа среди святителей и народа был столь высок, что с этим нельзя было не считаться. К тому же он много лет оставался духовником великого князя и всегда мог прибегнуть к его покровительству. И хоть Геронтий убеждал себя, что никого не боится, что духовная власть на Руси выше светской, а стало быть, государь ему не указ, открытого конфликта не хотел, чувствовал свою неправоту. Знал: случись открытый спор по этому делу, святители, конечно, примут сторону Ростовского архиепископа. Ведь каждый из них имеет в своих епархиях монастыри и легко может представить себя на стороне обиженного. Так что митрополит постарался унять свою гордыню и быть с гостем поласковее. Но отступать вовсе не собирался.

Вассиан тем временем, несмотря на приглашение сесть, оставался твёрдо стоять напротив, опираясь на свой святительский жезл. Он не скрывал своего возмущения:

— Не диво, что Нифонт восхотел за князем Белозерским быть. Князь-то его на игуменство и поставил. Да только где это видано, чтобы митрополит, первосвятитель, забрал у пастыря его паству и отдал на попечение мирской власти?

— Но князь много помогает монастырю, жизнь старцам облегчает!

— Так это его святой долг на земле! Он за это имеет прямых заступников и просителей перед Господом. Иноки его за помощь молитвой благодарить должны.

— Так ведь ко мне старцы монастырские приходили, они тоже просили оставить их за князем.

— Не ведаю, какие старцы к тебе приходили, а у меня от них письма имеются, где они возмущаются твоим решением, которое не согласуется ни с мирскими, ни с Божескими законами. Я требую, чтобы ты забрал свою грамотку у князя Михаила и не вмешивался в наши дела.

Последние слова покоробили Геронтия. Он помрачнел, и ласковость в его голосе тут же пропала.

— Мне до всего есть дело, что моей паствы касаемо, особенно её духовной жизни. Так что ты мне тут не указ, — митрополит поджал тонкие губы, многозначительно помолчал. — И решения своего я не могу переменить. Что сделано, то сделано. Монастырь и прежде подчинялся лишь князю Белозерскому, и впредь так останется — по старине. Князь ближе к обители, ему видней, как там дела идут.

— Ближе всех к нам Господь, он нас и рассудит! — грозно заключил Вассиан, развернулся и, не прощаясь, вышел.

Великий князь Иоанн Васильевич без колебаний принял сторону своего духовника Вассиана, чей авторитет с юности почитал высоко. Зная участников спора, он тут же уловил суть происшедшего. Сам он давно пришёл к выводу, что митрополит Геронтий стремится всеми силами укрепить и расширить свою власть, причём не только духовную, но и на мирскую зарится. Старается и самого государя под свою руку поставить. Это был уже не первый случай, когда он важные государственные вопросы стремился разрешить единолично. Почему он, спрашивается, собор без великого князя в декабре собрал? Почему епископа Тверского без главы государства утвердил? Нет спору, кандидатура святителя была с ним согласована. Но почему, спрашивается, нельзя было пару месяцев обождать? Небось Тверь устояла бы и без духовного владыки. А теперь вот и землями решил распоряжаться по своему усмотрению, князьям свои грамотки писать, власть в монастырях им дарить!

Впрочем, и иных поползновений митрополита Геронтия на великокняжескую власть накопилось предостаточно. Взять хотя бы строительство собора Успения Богоматери. Знает прекрасно первосвятитель, что это ныне для государства объект наиважнейший, сам Иоанн других строек