Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выслушав Вассиана, опечаленного невиданным им прежде оскорблением, Иоанн утешил величавого старца:
— Я, отец мой и богомолец, целиком на твоей стороне, в правоте твоей не сомневаюсь. Не волнуйся. Завтра же с утра гонца пошлю ко князю Михаилу Белозерскому, грамотку ту дерзкую Геронтиеву прикажу мне немедленно прислать. Через неделю, не более, она тут будет. Сам же её лично и изорву. А коли хочешь, — Иоанн дружелюбно улыбнулся старцу, — могу и тебе на память подарить!
— А если заупрямится князь? Он же знает, что митрополит на его стороне?
— Уж на Михаила-то я управу найду! Он хоть и дядя мне, но не посмеет ослушаться. И с митрополитом я нынче же потолкую. И на него узда имеется. Заупрямится — собор соберём, докажем нашу правоту на суде первосвятительском!
Иоанн схватился за колоколец и позвонил. Разговор с архиепископом проходил в его кабинете, сам он сидел за столом, гость — напротив, в удобном кресле.
Немедленно в палату вошёл дежурный дьяк Василий Долматов, невысокий широкоплечий молодец лет двадцати пяти, неторопливый, обстоятельный.
— Вот ты и отправишься завтра же к князю Михаилу Белозерскому, — приказал Иоанн.
Долматов молча поклонился, демонстрируя желание немедленно исполнить приказ. Он уже не раз выполнял срочные великокняжеские поручения, ездил послом в Новгород и Псков. Государь был всегда доволен его службой, его обстоятельным расследованием любого дела и толковыми докладами. Чувствовалось, что со временем из него вырастет надёжный помощник, возможно, и посол.
— Приготовь себе нужные грамоты и проездные, возьми ещё несколько человек, можно Погожева Мишку и Родиона Богомолова, ещё двух приставов и завтра же с утра пораньше отправляйся к князю Михаилу. Скажи ему, чтобы отдал вам грамоту митрополита на Кириллов Белозерский монастырь. Если вздумает ослушаться, намекни ему, что это дорого обойдётся для всей его семьи. Пусть тогда, немедля, сам в Москву приезжает. Понял?
— Понял, государь, — вновь поклонился Долматов и потрогал в смущении свою курчавую бородку, чувствуя щекотливость и сложность задания. Он хорошо относился к князю Белозерскому, уважал его, не хотел обидеть, но приказ есть приказ.
— Да ещё, между прочим, расскажи ему, что в крепости, в Беклемишевской башне, только недавно после новгородцев темницу пыточную подновили, так что есть где государевым ослушникам о жизни подумать! — Иоанн со значением глянул на архиепископа, но натренированное жизнью лицо старца оставалось бесстрастным, таким его привыкли видеть окружающие.
Долматов поддержал ироничное настроение государя, от души улыбнувшись в свои усы.
Когда дьяк вышел, архиепископ Ростовский вновь обернулся к хозяину кабинета:
— Может быть, сын мой, тебе сначала надо было с самим митрополитом поговорить? Вдруг он сам свою грамоту отзовёт?
— Ты ведь говорил с ним? Не пожелал Геронтий уступить? Стало быть, и без него обойдёмся. Пусть знает, что он не один здесь властитель. А поговорить — поговорю, сегодня же. Однако знать он должен, что нельзя идти против установленных порядков. А не согласится, всё равно по-нашему будет. Ты, отец мой, можешь не волноваться.
Управившись с Вассианом, Иоанн отправился к Геронтию в его митрополичью резиденцию. Он решил пройти по улице, но не стал надевать шубы, оставшись в достаточно тёплом нарядном кафтане, ибо митрополичьи палаты находились в ста с небольшим шагах от его дворца. Пока он сидел за столом, его голова была покрыта маленькой круглой шапочкой — тафьёй из шерстяного ипского сукна, расшитой мелким жемчугом. Но, выходя из дворца, он всё же надел сверху высокую царскую шапку с соболями и драгоценными каменьями, взял с собой свой тяжёлый золочёный посох. Оттого издали каждому встречному было видно, что идёт государь, и народ низко кланялся ему. За ним, отступив на шаг, следовали охранники-рынды.
На улице государя ослепило яркое весеннее солнце. Снег на соборной площади был убран, и уложенный на ней камень почти что высох. Но прохладный пронизывающий ветерок напоминал, что лето ещё не близко.
Иоанн прошёл в знаменитые митрополичьи ворота, спросил, где Геронтий. Монахи в чёрных облачениях засуетились, повели государя в только что отстроенную палату, в кабинет.
Иоанн не раз уже бывал в новых пышных покоях митрополита и каждый раз замечал, как они обрастают богатством, дорогими иконами, сосудами, поставцами, резными креслами и сундуками. Прошли одни сени, вторые, переднюю палату. Один митрополичий дьяк убежал вперёд — предупредить хозяина о важном посетителе, и вот уже митрополит сам шёл ему навстречу, остановившись у входных дверей своего просторного кабинета с высокими потолками и большими окнами. Он подчёркнуто ласково благословил государя, пригласил к себе. Иоанн впервые обратил внимание, что за нарочитой добротой и ласковостью в голосе в глазах владыки нет-нет да и мелькала изрядная доля жёсткости и даже злости.
Как и предполагал Вассиан Рыло, митрополит стал настаивать на своём, доказывая, что он сам провёл расследование и суд и убедился, что монастырю удобнее и лучше жить под покровительством князя, к тому же прежде монастырь никогда и не подчинялся Ростовским владыкам.
— Да разве у архиепископа Ростовского дела мало, что он так ретиво кинулся отстаивать свои права на обитель? — прикидываясь наивным, вкрадчиво спросил митрополит. — Неужто владыка доход большой надеется с него получить?
Иоанн, рассерженный уже предыдущей беседой, пристально поглядел на хозяина кабинета своим знаменитым, словно лезвие кинжала, взглядом, от которого даже хладнокровному Терентию стало не по себе. Конечно же, оба они знали, что любой монастырь должен был отдавать своему епархиальному владыке десятую часть доходов, а это — немалые денежки.
«А может быть, — подумал Геронтий, — государь уже прознал,