Он вскинулся.

— А может, не заметили?

— Мы каждый уголок просмотрели, каждую бумажку перевернули, все ноты перебрали, — покачала она головой. — «Реквиема» нет в квартире.

— Может, вы просто не узнали, что это именно те ноты?

Певица обиженно возразила:

— Во-первых, я знаю партитуру, а во-вторых, мне Виолетта Генриховна их показывала, к ним еще письмо старинное приложено на немецком языке. Все это в тоненькой кожаной папке. Папку она хранила в своей старой дамской сумочке.

Арнольд взволнованно приподнялся.

— Надо же, кому-то повезло, тому, кто сумку спер!

— Ошибаешься, — насмешливо усмехнулась Элеонора. — Следователь сказал, убийца продолжает искать «Реквием», я сегодня узнала, что после убийства Виолетты Генриховны в ее квартиру кто-то дважды забирался и в квартире Любы Ланской устроили погром.

Арнольд допил бутылку вина и открыл вторую.

— Не много ли на ночь? — возмутилась Элеонора.

— Нет, милая, для меня в самый раз. — Он налил вино в бокал и пригубил. — Что касается «Реквиема»… А что, если ноты у Дианы?

Элеонора насторожилась и подозрительно посмотрела на Арнольда:

— Откуда ты знаешь Диану?

Он неискренне рассмеялся:

— Так ты мне сама сказала, что директриса кинотеатра наследница.

— Но я тебе не говорила, как ее зовут…

Он пожал плечами.

— Разве? Ты, наверное, не помнишь…

Внезапно Элеонора расхохоталась:

— Так это ты Диане чайные розы подарил? Как ты, однако, постоянен в своих вкусах, вот только мы с Дианой не похожи!

Арнольд спокойно допил вино и сказал:

— Да, это я. И я это сделал намеренно, потому что ты не смогла старушку взять за жабры и заставить ее написать завещание на тебя! Я уверен, что ноты у этой девицы, она в отличие от тебя не рохля и свое дело знает!

— Ты даешь себе отчет в том, что ты делаешь? — брезгливо проговорила Элеонора.

— Я — да, — выкрикнул Прозоровский. — Это ты такая дура и ничего не понимаешь! Ты представляешь, сколько стоят эти ноты? Это же такие деньги, которые нам и не снились! У меня даже люди есть, которые могут толкнуть этот «Реквием». Как ты могла проворонить ноты?

Зябко поежившись, Элеонора закуталась в халат:

— Ты пьян и не понимаешь, что несешь, проспишься, завтра поговорим!

— Пьяный проспится, дурак никогда, — хмыкнул Арнольд.

Элеонора ушла в спальню и захлопнула за собой дверь.

Тревожные мысли не давали ей уснуть. Перед глазами возникла светящаяся от счастья Диана, а затем пьяный Арнольд. Его слова, ужасные слова, все еще звучали в ее голове. Вдруг ей невольно пришло на ум: а вдруг это Арнольд убил Виолетту Генриховну? Элеонора вздрогнула и прогнала эту мысль. Но никак не могла перестать об этом думать. А что, если Арнольд подслушал их разговор с Виолеттой Генриховной? Несчастная старушка будто предчувствовала свой скорый конец и подробно рассказала о своей тайне, показала Элеоноре «Реквием», написанный рукой Моцарта, и письмо на немецком языке. Рассказала, что они с Любочкой Ланской проводят исследование, связанное с Моцартом, что она дала деньги Любе и та едет в Австрию.

«Какая же я дура! — каялась Элеонора. — Правильно мама сказала, что Арнольд — темная лошадка, так оно и есть! Кто еще мог знать про Любочку? Не иначе как он залез к ней в квартиру, недаром вчера дома не ночевал! — вздыхала она. — А вдруг он и меня убьет?»

Она встала и закрыла дверь спальни изнутри на замок. Элеоноре с трудом удалось уснуть, но через несколько часов ее разбудил стук. Она с трудом разомкнула веки, встала и, накинув халат, приоткрыла двери.

Перед ней стоял пьяный Арнольд и, дыша перегаром, орал:

— Ты что закрылась?

Подбоченившись, Элеонора холодно процедила:

— Мне кажется, что мы с тобой все определили. Ты решил завести роман с другой!

Арнольд попытался войти в комнату:

— Ты что, дурочка, я же тебя люблю!

Не пуская его, Элеонора вновь закрылась и произнесла через дверь:

— Знаешь что, дорогой, выметайся из моей квартиры, и чтобы я тебя больше не видела и не слышала!

— Ты что, больше не любишь меня? — дурашливо засмеялся он.

— Убирайся вон! — крикнула Элеонора и упала в кровать, разрыдавшись.

Она была сражена коварством мужчины, которого любила и которому доверяла. Ей было и больно, и обидно. Сначала возникло желание позвонить Диане и все рассказать об этом мерзавце, предупредить ее, но, вспомнив чайные розы в ее кабинете и счастливое лицо соперницы, она поняла, что Диана влюблена по уши и не поверит брошенной любовнице. Она сейчас никому не поверит, для нее существует только Арнольд. Элеонора вспомнила, как совсем недавно сама не верила родной матери, когда та пыталась открыть ей глаза.

Арнольд тем временем собрался и без сожаления покинул квартиру любовницы. Сунув в рот жвачку, с беззаботным видом забросил на заднее сиденье своей машины сумку с вещами и сел за руль, ничуть не тревожась, что в стельку пьян.

Выезжая со двора, он счастливо улыбался, все прошло как по маслу, и он безболезненно расстался с Элеонорой. Он хорошо изучил за два года ее характер и был уверен, что она скроет причину их разрыва и никому ничего не скажет — слишком гордая. А он пока поживет у матери. Или лучше у Дианы?

Он набрал номер Арсеньевой и, едва услышав ее голос, сообщил, что страшно соскучился.

А Элеонора, убедившись, что любовник ушел, открыла бутылку вина и заливала горе в полном одиночестве под 40-ю симфонию Моцарта.

Наступил ноябрь, на улице выпал снег. Моцарту становилось все хуже, болезнь усугублялась с каждым днем. Вольфганг чувствовал, что умирает, что у него осталось очень мало времени, чтобы завершить свой последний, скорбный труд. Свой «Реквием». Мысленно композитор обращался к Богу. Просил дать ему сил закончить работу. И все, что было в его душе, все, что он чувствовал, он вкладывал в свое последнее творение. Вольфгангу казалось, что именно сейчас он постиг мироздание, суть жизни и смерти. «Реквием» стал смыслом всей его жизни, его последним обращением к этому живому, прекрасному миру. Жизнь уходила по мере того, как он писал мессу.

Моцарт вспомнил, как он написал однажды отцу, что смерть — это подлинная конечная цель человеческой жизни, что образ смерти не страшит его, а, напротив, успокаивает и утешает, что он благодарит Господа за то, что он милостиво дарует счастье познать смерть как ключ к истинному блаженству. Что целиком и полностью готов отдать себя в руки Бога и подчиниться его воле. Тогда он пытался облегчить страдания отца, теперь мужество нужно ему самому, только некому сказать Вольфгангу слова утешения. Нет с ним рядом искренне и глубоко любящих его людей.