В дверь постучали.

— Войдите, — ответила Диана.

В кабинете появился сначала огромный букет чайных роз, а следом вошел Прозоровский.

Диана радостно вскочила ему навстречу.

— Арнольд! Какое чудо! Ты меня балуешь!

Она приняла букет. Арнольд обнял Диану и приник к ее губам.

— Почему я не могу побаловать мою любимую? Я так соскучился, заскочил просто повидать тебя. Уже убегаю, встретимся вечером. — Перед уходом он вновь заключил ее в объятия. Диана обнимала его и думала, как она невероятно счастлива.

Когда приехал Суржиков, она все еще с радостной улыбкой смотрела на букет роз. Вместе со следователем в кабинет зашел молодой мужчина в спецовке.

— Все хорошеете, Диана Глебовна, — криво улыбнулся Суржиков. — Смотрю, у вас от поклонников отбоя нет, опять букет. Небось какой-нибудь знаменитый артист?

— Почти отгадали, — счастливо засмеялась Диана. — Известный певец Арнольд Прозоровский.

— Прозоровский? — удивился Суржиков. — Да, действительно известный, мне его песни нравятся, он же еще поэт. Возьмете у него автограф для меня?

— С удовольствием, — гордо пообещала Диана.

— А где Фарятьев?

— Жду, обещал скоро быть.

— Тогда, чтобы мы вам не мешали, посадите нас в зал, мы пока кино посмотрим, — предложил Суржиков.

Через полчаса появился Фарятьев с двумя рабочими. Диана шепнула билетерше, чтобы она позвала следователя.

Замдиректора консерватории вальяжно вошел в кабинет Дианы и, увидев розы, замер.

— Ах, Дианочка, так я и знал, что у вас есть поклонник, который осыпает вас цветами!

Дверь кабинета вновь открылась, Фарятьев обернулся. Следователь Суржиков поздоровался с ним и подался вперед, а следом за ним вошел парень в спецовке и, увидев Игоря Алексеевича, улыбнулся. Фарятьев дернулся, словно ужаленный.

— Вам знаком этот человек? — поинтересовался Суржиков.

Парень вновь широко улыбнулся.

— Да, это его я видел на площадке со старушкой, которую потом убили.

Фарятьев мгновенно вспотел и бессильно опустился на ближайший стул.

— Что с вами? — участливо спросил Суржиков. — Может быть, валерьяночки? Диана, у вас нет валерьянки?

— Конечно, в кинотеатре есть аптечка, там должна быть.

Но Фарятьев уже взял себя в руки и с недоумением произнес:

— Не нужна мне валерьянка, с чего это вы вдруг взяли?

— Диана Глебовна, вы не уступите нам с Игорем Алексеевичем ваш кабинет ненадолго? — вкрадчиво спросил Суржиков.

— Занимайте, у меня все равно по кинотеатру дел много. — И она выскользнула из кабинета.

— Я тоже могу идти? — спросил электрик.

Суржиков отпустил свидетеля, сел на место Дианы и принялся за допрос Фарятьева:

— Расскажите, какие отношения вас связывали с Вебер Виолеттой Генриховной?

Обреченно вздохнув, Фарятьев отвел глаза.

— Я был знаком с ней по работе в консерватории и, когда она ушла на пенсию, время от времени общался с ней. Администрация консерватории оказывала ей помощь, я с ней поддерживал отношения.

— А почему Вебер вычеркнула ваше имя из своей записной книжки?

Он пожал плечами.

— Откуда я знаю? Мало ли что могло прийти в голову пожилому человеку, может, обиделась на что-то.

— А на что она могла обидеться? — уточнил Суржиков.

Фарятьев опустил голову.

— Да я уже и не помню.

— Почему вы угрожали ей?

Фарятьев возмутился:

— С какой стати я буду угрожать старому человеку? Женщине?

Суржиков ядовито усмехнулся:

— У нас есть два свидетеля, которые видели вас на лестничной площадке, у двери Вебер, и оба слышали, как вы угрожали ей и требовали у нее какие-то ценности.

Фарятьев ослабил галстук и бросил на следователя отчаянный, затравленный взгляд.

— Хорошо, я вам все расскажу, — решился он. — Я знал, что у Вебер есть редкие ноты, и уговаривал продать их. Она сначала обещала, а потом пошла на попятную. Вот я и не выдержал и говорил с ней грубо, но я не угрожал!

— Устроим очную ставку со свидетелем?

— Я не отрицаю, что был не воздержан на язык, мог в сердцах что-то сказать, но я не убивал Виолетту Генриховну! Клянусь! — горячо проговорил Фарятьев.

— Допустим, я вам поверю, — сказал Суржиков, внимательно рассматривая замдиректора консерватории. — А почему вас так интересует рояль, оставшийся после Вебер?

— Лишний инструмент нашей консерватории не помешает. Тем более Диане он все равно не нужен.

Вздохнув, Суржиков дал Фарятьеву протокол расписаться, а затем отпустил его.

Несмотря на то что Констанция наняла для мужа самого лучшего доктора Вены, Николауса Клоссе, состояние Моцарта не улучшалось.

Доктор Клоссе пригласил другого знаменитого доктора — Матиаса фон Саллаба. Посовещавшись, медики решили делать композитору кровопускания. Но от кровопусканий Вольфганг стал слабеть еще больше. Доктора диагностировали у пациента «острую просовидную лихорадку».

— Это сейчас очень распространенное заболевание, — заявил доктор Клоссе.

— Болезнь вашего мужа зашла слишком далеко, и, к великому прискорбию, господина Моцарта спасти невозможно.

— Неужели нет никакой надежды? — поджала губы Констанция.

Николаус Клосс нахмурился:

— Состояние господина Моцарта отягощено серьезными заболеваниями: скарлатина, оспа, и его организм очень ослаблен.

Моцарт лежал в кровати и слышал все, о чем тихо разговаривали в соседней комнате его жена и доктор. Ноги и руки у Вольфганга чудовищно раздулись, но тонкий музыкальный слух ему не изменил.

— Два месяца назад Вольфганг говорил мне, что подозревает, будто его отравили, — послышался голос Констанции. — Может быть, вы неправильно поставили диагноз?

— Дело в том, что я занимаюсь изучением всякого рода ядов и не нахожу у него никаких признаков отравления.

— Неужели у него умственное расстройство? — изрекла Констанция. — Он убежден, что отравлен.

— На мой взгляд, ваш муж в ясном уме и твердой памяти, — возразил доктор. — Он вам не говорил, кого подозревает в отравлении?

— Нет, — прощебетала Констанция.

После визита докторов Зюсмайер сразу же бросился к Сальери.