И, уж конечно, без помощи велиморских сегванов Винитару соспутниками нипочём не удалось бы разыскать старого-престарого дедушку, знавшегоо Вратах, что выводили с Малых Островов… не на какую-нибудь промороженную скалупосреди холодного моря, а прямиком в южный Саккарем. То есть слова такого –Саккарем – сегванский дедушка слыхом не слыхивал, но о тёплом крае за Вратамиему в пору мальчишества рассказал его собственный дед, а откуда тому быловедомо – теперь уж не спросишь. Ибо, в отличие от общеизвестных велиморскихВрат, здешние были не полноценными Вратами, а скорее червоточиной вроде Понора,выпускавшего в озёрную глубину и в обратном направлении недоступного. Старикутверждал, что проникший в “его” лаз оказывался по шею в вонючем, кишащемпиявками болоте где-то в плавнях большой реки, именуемой Сиронг. И, как черезПонор, вернуться тем же путём было нельзя. Из-за этого неудобства червоточинойне пользовались и, разведав когда-то, постепенно забыли.

Волкодаву, три года просидевшему над лучшими картами мира,не требовалось расспрашивать сведущих людей, уточняя, в какой стране протекаетрека, именуемая Сиронг. Трое посоветовались, прикинули дорогу до ближайшихторных Врат Велимора – и решили положиться на удачу и на верность дедушкинойпамяти…

И вот они действительно сидели возле края трясины, в которойщетинились твёрдыми колючками листья знаменитого растения сарсан, водившегосятолько в саккаремских болотах, и ночной ветер доносил солёное дыхание близкогои тёплого моря. Волкодав невольно думал о больших парусных кораблях, скользящихв летних сумерках по ленивым волнам, и о том, как, наверное, приятно и покойнопутешественнику стоять возле борта на таком корабле, глядя на берег,отступающий в вечернюю мглу. Как постепенно растворяются в этой мгле силуэтылеса и гор и остаются лишь огоньки, висящие драгоценными россыпями между землёюи небом… Он видел большие парусники у причалов, но ни на один ни разу неподнимался. Он ходил по морю лишь на сегванской “косатке”, и эти плаванияникакой радости ему не доставили. На самом-то деле он слышал от знающих людей,что маленькая “косатка” гораздо быстрей и несравнимо надёжней пузатоготоргового корабля, но ничего с собой поделать не мог. Доведись ему сноваотправиться в море, он бы выбрал большой корабль – саккаремский или аррантский.Вот только навряд ли подвернётся мне новый случай переправляться через солёнуюводу. Если Хозяйка Судеб будет и далее столь же благосклонно вести меня,помогая в задуманном, – это значит, что моря мне не видать уже никогда.Сожалеть ли?.. Веннские чащи, которых я тоже никогда более не увижу, достойнысожаления куда больше, чем море.

А кроме того, если слишком пристально думать обо всём, чтопокидаешь, – не удастся совершить ничего и даже сделать единственный шагвперёд не получится…

– У тебя-то, надобно думать, родня всем назависть, – сказал он Шамаргану. – Ты, наверное, непризнанный меньшойбратец прежнего саккаремского шада, Менучера, прозванного Виршеплётом. Темболее что и песни, кажется, слагаешь…

Как водится, шутка была шуткой лишь наполовину. Волкодавудавно хотелось выведать, кто же такой Шамарган. Только он всё не мог придумать,с какой бы стороны затеять о том разговор.

К его некоторому удивлению, Шамарган неожиданно приосанился.

– Я в самом деле непризнанный сын, – проговорил онсо спокойным достоинством. – Только мой род гораздо славнее того, чтоцарствовал прежде в этой стране, ибо дал людей куда более достойных, чемнеблагодарный и мстительный шад… не наделённый к тому же настоящим поэтическимдаром. Моим отцом был Торгум Хум<Торгум Хум. – Повествование об этомполководце и о различных событиях в Саккареме примерно за десять лет до временидействия настоящего романа читатель может найти в книге Павла Молитвина“Спутники Волкодава” (повесть “Сундук чародея”), СПб.: Азбука, 1996 и позже.>, славный полководец, ещё при венценосном батюшке Менучера названный Опоройопор… да обласкает Лан Лама его благородную душу! А матерью моей сталахалисунская пленница, взятая в пограничной стычке и привязанная, согласнообычаю, к его колеснице…

Окажись при этом местные жители, собиратели тростника, они,вероятно, отнеслись бы к рассказу Шамаргана с должным благоговением. Имядоблестного военачальника, при Менучере замученного в темнице по ложному обвинению,нынче было в большой чести по всему Саккарему. И особенно на здешнихпобережьях, которые в своё время он успешно оборонял от морских разбойников. Носегодня Шамаргану со слушателями явно не повезло. Выслушав торжественноепризнание, Волкодав и Винитар, не сговариваясь, отозвались хором:

– Враньё!

У лицедея стал вид человека, жестоко оскорблённого в самыхтрепетных чувствах. Но на двоих северных воинов – людей, как всем известно,грубых и маловосприимчивых – зрелище его обнажённых душевных ран никакоговпечатления не произвело.

– Думай хорошенько, прежде чем возводить напраслину натакого, как Торгум, – сказал Винитар. – Да, это верно, он потерялжену и детей в Чёрный Год, во время великого мора, и жил после этого бобылём.Но однажды шад Иль Харзак, отец неблагословенного Менучера, отправил его вВелимор. Торгум проехал по многим дорогам Потаённой Страны и добрался даже домоего замка Северных Врат. Он провёл у меня два дня. Краткий срок, но я успелнеплохо узнать его. Он никогда не оставил бы непризнанного ребёнка, будь то сынили дочь хоть от пленницы, хоть от самой распоследней рабыни. Люди, подобныеему, не предают свою кровь.

Было ясно, что Винитара не переубедить. Шамарган покрылсяпятнами и обернулся к венну:

– Ты тоже знал Торгума Хума?

– Такой чести мне не досталось, – проворчалВолкодав. – Но я видел его младшего брата, Тайлара. Теперь, я слышал, онстал великим вельможей, чуть ли не правой рукой шада Мария Лаура… Мне выпалобиться под его началом, когда шад Менучер своим правлением довёл страну довосстания, и молодой Хум оказался среди тех, кто возглавил мятеж. И я помню,как он плакал, отвязывая от колесницы тело женщины, которую “золотые”, наёмникишада, довели до смерти. Это была родовитая госпожа, сестра одного изсподвижников Тайлара… Потом он обратился к своим людям и сказал: от векаведётся, что всякое войско пытает пленников и насилует женщин, даже когда войнаидёт за правое дело. Не нами заведено, но после нас да не продолжится! Отныне,мол, ежели кого в мерзостном грехе уличу – врагом своим назову и удавлю вотэтими руками. Так и сказал, я сам слышал… А бывалые воины говорили, что он чемдальше, тем больше на старшего брата делается похож.

Волкодав замолчал. Он хотел ещё посоветовать Шамарганупридумать себе другую родню, более подходящую… но поразмыслил и удержался. Он всвоей жизни встречал довольно сирот, в самом деле не знавших ни матери, ниотца. Худо чувствовать себя одиноким, никому на свете не нужным, кем-то, повыражению Атавида, выкинутым точно мусор, – и каких только побасенок невыдумывали те сироты, объясняя тайну своего рождения! Как всем непременнохотелось быть побочными детьми видных царедворцев, военачальников и чуть ли неиноземных правителей! И как обижались несчастные вруны, успевшие поверить всобственную выдумку, когда кто-нибудь выводил все их россказни на чистую воду…